Элеонора была на кухне. Гай поцеловал ее сзади в шею и, как всегда, восхитился, какие у нее блестящие волосы и гладкая, упругая кожа.
— Как Оливер?
— Спит, слава Богу. В бомбоубежище он кричал всю ночь.
— Я позвоню на вокзал, узнаю, когда идет поезд. Ты успеешь собраться сегодня, дорогая?
Элеонора терла сыр для соуса.
— Все вещи Оливера постираны и поглажены. А мне нужна только ночная рубашка.
— Ночная рубашка? Тебе понадобятся теплые вещи, Элеонора. У меня нехорошее предчувствие, что все это может затянуться до зимы.
Не оборачиваясь, она спокойно проговорила:
— Гай, я отвезу Оливера к бабушке, а сама вернусь домой.
Гай сел напротив и подушечками больших пальцев потер запорошенные кирпичной пылью глаза.
— Элеонора, — сказал он, — я хочу, чтобы ты поехала с Оливером в Дербишир. И хочу, чтобы ты оставалась с ним там.
— Нет, Гай. — Она завернула оставшийся кусочек сыра в бумагу и отложила в сторону. — Я твердо намерена вернуться сюда и помогать тебе.
Он взял ее за руку и попытался объяснить:
— Мне самому не хочется, чтобы ты уезжала, Элеонора, — я буду очень скучать без тебя. Но в Лондоне сейчас опасно.
— У нас есть бомбоубежище, — сказала она. — Я принесу туда термос, книги и одеяла, чтобы создать уют. Вот увидишь, я прекрасно там устроюсь.
— Но Оливер…
— Оливеру будет хорошо в Дербишире. Я написала бабушке, и она ждет не дождется, когда он поступит в ее распоряжение.
Гай уставился на жену.
— Так ты уже все спланировала?
— Разумеется. — Она сжала его ладонь, потом убрала руку и наклонилась, чтобы набрать из мешка картошки.
— Не посоветовавшись со мной?
— Я не хотела тебя беспокоить, Гай. У тебя и так хватает забот.
— Оливер — мой сын! Не могу поверить, что ты принимаешь такие решения в одиночку.
— Какой ты смешной, Гай! — Тон Элеоноры оставался безмятежным. — Ты говоришь так, словно это… заговор. Я просто устроила так, как лучше для всех нас.
Гай не мог сдержать нарастающий гнев.
— Едва ли это хорошо для Оливера!
— Тем не менее это так. — Элеонора положила картофелины в раковину и открыла кран. — Он будет в безопасном месте, а это самое главное.
— Ребенку необходима мать.
— Чепуха, Гай. Восьмимесячный младенец не отличает одного человека от другого. Если ему тепло, сухо и он сыт, то ему все равно, кто за ним ухаживает.
— Я так не считаю, Элеонора. Я думаю, ты заблуждаешься…
— И ты, и я прекрасно обходились без матери, разве нет?
Гай был в подготовительном классе, когда умерла его мать. Наставник отвел его в сторонку и сообщил эту весть. В знак признания того, что он теперь сирота, ему было позволено съесть обед отдельно от остальных детей — он вспомнил, что ему дали мороженое, будто это могло его утешить. Гай гневно крикнул:
