Даже замок Ла-Руйи стал другим. Квартиранты, как Феликс, как Гай, разбежались по своим уголкам земли, и подспудное напряжение ощущалось, словно запах озона во время дальней грозы. И все же до июня ничто не могло поколебать решения Ральфа остаться с семьей во Франции. Когда по радио сообщили, что немцы вышли к Парижу, Ральф весь день ругался и пил, а наутро поднялся с новой идеей. Париж может пасть, Тур может пасть, Бордо может пасть, но Ла-Руйи — никогда. Набрав по всем сараям лопат, он организовал рытье ловушек для танков. С помощью дочерей и Рейно, мастера на все руки, он вырыл глубокие ямы вокруг замка и накрыл их досками. Под его руководством Женя, Сара и Поппи сволокли в погреб копченые окорока и мешки с бобами и рисом. Ральф обследовал полки с провизией, бутылки вина и одобрительно кивнул:
— Мы сможем продержаться тут несколько недель. Мы еще покажем этим ублюдкам!
На следующий вечер он позвал Фейт и Николь на чердак. Оттуда они все втроем вылезли на крышу. Ральф захватил с собой три деревянные крестовины. С крыши хорошо просматривалась серебристая полоска Жиронды и зеркальная поверхность моря вдали. Ральф приложил ладонь козырьком ко лбу.
— Оружие мы расставим здесь, — он показал на трубу и на выступы по углам парапета, — здесь и здесь, — и установил крестовины на обозначенные места. — Это чтобы было удобнее целиться.
Фейт и Николь переглянулись.
— А во что мы будем стрелять, пап?
— В кого, а не во что. В «гансов», конечно.
Фейт потянула его за рукав.
— А когда Джейк вернется, мы поедем в Англию, да?
— В Англию? Никогда! — Он нырнул в слуховое окно. — Пойду на кухню, помогу Жене делать гранаты.
Фейт опустилась на крышу, привалившись спиной к трубе, и внезапно почувствовала себя совершенно беспомощной. Николь присела рядом с ней и тихо спросила:
— Если это случится… Если они придут сюда, Фейт… Как ты думаешь, все это хоть как-то нам поможет?
В ту минуту Фейт представлялось весьма вероятным, что они действительно останутся тут и через несколько дней она увидит, как бронированные машины ползут через лес, окружающий Ла-Руйи, и тяжелые колеса давят цветы, оставляя на земле глубокие шрамы. При мысли об этом у нее сводило живот от ужаса. Она молча покачала головой.
— Я не стану прятаться в погребе! — заявила Николь. — Там темно и летучие мыши.
Фейт сказала:
— Мама хочет уехать в Англию. Я ее спрашивала.
Какое-то время они сидели молча, поджав колени к подбородкам, и смотрели, как последние всполохи заката гаснут в темнеющем небе. Наконец Фейт с отчаянием в голосе произнесла:
