Человек осматривался, и многие зеваки, столкнувшись с ним взглядом, вынуждены были потупить глаза. Ибо цепкий взгляд холодных голубых глаз невозможно было вынести.
Он оглядывал все, что попадало в поле его зрения – дома, лавки, паланкины, одежду, особенно украшения на женщинах, отчего многие красотки смущались, но его это мало волновало. Ибо сейчас он больше интересовался именно украшениями, а не теми, на которых это было надето. Разве что вскользь, просто потому что все-таки был мужчиной, а не каменным истуканом. Впрочем украшения на мужчинах вызывали у него не меньшее любопытство, и в глазах появлялся нехороший хищный блеск.
За долгие годы странствий он привык видеть все мелочи, особенно, когда дело касалось незнакомого места. Именно они часто играют решающую роль.
Казак соскочил с верблюда и подошел к вождю каравана, который опустился на землю последним. Казак поклонился ему и сказал:
– Джибрил, моя жизнь – твоя.
Эта обычная формула благодарности среди людей пустыни, звучала нелепо в устах черноволосого гиганта, по сравнению с которым Джибрил выглядел ягненком рядом с быком.
– Сядь рядом, Конан. Прежде, чем ты уйдешь, я хочу тебе кое-что сказать, – произнес он и опустился на корточки.
Конан присел в двух шагах от Джибрила и принялся смотреть в том же направлении, что и он. Перед ними были три башни разной высоты, определяющие вертикальный силуэт города. Крыши башен были пусты, а на остальных во множестве виднелись опахала, парусиновые навесы и шесты с развевающимися бумажными лентами, шелест которых должен был отгонять от домов злых духов, носящихся над пустыней.
Джибрил сказал:
– Обычно те, кого мы спасаем, становятся нашими рабами, что естественно, поскольку сами они потеряли свою жизнь, а мы нашли ее. Но ты, Конан, другое дело. Ты не способен быть рабом, ты свободен внутри себя, свободен, даже если тебя заковать в цепи. Ты говорил о том, что иногда становился рабом, но на самом деле этого не было. Когда тебя приковывали цепями в рудниках или на галерах, они приковывали лишь твое тело, они лишали тебя подвижности, но не свободы. Поверь мне, Конан, я перевидал на своем веку много людей, и многие из них были рабами, многие свободными, но человека твоего духа я никогда прежде не встречал. Ты пройдешь через любые препятствия, даже магические оковы не остановят тебя, только лишь частично и на время. Я сказал, теперь уходи.
Не отвечая, ибо знал, что Джибрил не хочет ничего услышать, Конан поднялся и увидел, что все зеваки, прежде глазевшие на него, смотрят теперь в другую сторону. Он поступил, как все. И увидел девушку. Она шла в окружении полуобнаженных мужчин и женщин, и толпы кошек, которая увеличивалась с каждым ее шагом, ибо все кошки с площади вливались в эту толпу. Они громко мяукали и заглядывали девушке в лицо, словно приветствуя свою богиню.
