Когда я с ним познакомилась, я подсмеивалась над ним, над тем, что он никогда, ни в самолете, ни в поезде, ни у себя дома, не читал ничего, кроме «комиксов», историй про ковбоев и детективных романов. Я ему говорила: «Послушай, Марсель, ты должен читать другие книги».
И чемпиону мира я терпеливо подсовывала Жида, Стейнбека, Джека Лондона. Следила, чтобы он не прятал в этих книгах юмористические картинки.
Поначалу он смотрел на меня, как побитая собака, и жаловался: «Зачем ты это делаешь, Эдит? Зачем ты заставляешь меня читать, когда на улице такая погода и мне гораздо приятнее пройтись?»
Позже я жалела о своей настойчивости: он стал настоящим фанатиком книги и так пристрастился к чтению, что больше ничем не занимался. Даже когда он прогуливался по набережной, он только и делал, что рылся у букинистов. Он так погружался в чтение, что бывало даже не замечал, когда я приходила.
А еще я научила его одеваться. Раньше он напяливал на себя все, что попадется под руку. Обожал фиолетовые галстуки и рубашки в горошек. Но тут я навела некоторый порядок.
Марсель не расставался со мной, даже когда я пела. Со сцены я видела его в глубине кулис. Он меня слушал, следил за занавесом, сердился, когда кто-нибудь шумел. Он восторженно смотрел на меня и говорил любому, кто был рядом: «Вы посмотрите только! Такая пигалица… Как это она может так петь?»
Конечно, эта любовь была слишком прекрасна для меня. И беда опять вошла в мою жизнь. Страшное известие ошеломило меня. Самолет Париж — Нью-Йорк разбился у Азорских островов. Марсель Сердан был на борту. Марсель Сердан погиб.
В этот вечер я пела в Нью-Йорке на сцене «Версаля», одного из самых роскошных кабаре.
Я так жестоко страдала, что никогда не найду достаточно сильных слов, чтобы об этом рассказать. И тело, и душа мои были ранены насмерть. И все-таки я выдержала. Перед началом своего выступления я объявила: «Сегодня вечером я пою в память Марселя Сердана. Я буду петь для него».
Может быть, это удержало меня от самоубийства?
Нет, все, что я делала потом, было страшнее смерти.
В конце концов, мы не властны над нашей жизнью. Мужество в том, чтобы пройти свой путь, до конца.
К тому же и потом Марсель меня никогда не покидал. Даже теперь, когда мне надо принять какое-либо решение, я всегда спрашиваю себя: «А как бы Марсель поступил на моем месте?».
Тем хуже для скептиков, пусть подсмеиваются, но я после смерти Марселя поверила в спиритизм. Я поверила в предупреждения вертящегося стола.
