— Ваш десант вовремя высадился! — весело проговорил дядька Федос, встречая ребят. — Порадовали старика! Обед готов. Баранина живой силой наливает человека.
Старый чабан постелил брезент прямо на траву, нарезал хлеб, поставил алюминиевые миски и начал разливать из небольшого котла бульон, потом положил по большому куску розового мяса. Старик, сухощавый и тщедушный, словно в его теле уже и сил не сохранилось, был подвижен и ловок, шумно радовался гостям. Роман, давно знавший Федоса Ивановича, никогда не слышала, чтобы он так много говорил. И голова его с белыми, реденькими, мягкими как пушок волосами казалась маленькой и тоже высохшей. Белые брови, белые усы и подстриженная борода никак не делали его лицо крупнее: оно было по-детски розовым и маленьким.
Роман смотрел на вдруг ожившего и повеселевшего старика, подумал, что от его веселости еще трагичнее кажется судьба семьи Чибисов. Живет старик одиноко. У него хороший двор и сад с небольшим огородом. Усадьба обустроена и ухожена, а главное, две хаты: маленькая, древняя, родовая, слепленная еще в начале века, и новый дом на три комнаты с кухней, построенный перед самой войной. Воздвигался в расчете на семью дочери и внуков: старый Чибис думал о будущем. Как лучший чабан Таврии, Федос Иванович зарабатывал хорошо и все вкладывал в благоустройство подворья. Старую хату переделал в летнюю кухню, соорудил сарайчики, но живности во дворе хозяин не держал — он все время в степи. Даже по праздникам не всегда наведывался сюда. И только на День Победы он обязательно приезжал из степи и совершал свой ежегодный обряд памяти. Девятого мая с самого утра, лишь поднимется над землей солнце, дядька Федос при помощи соседей выносил на улицу большой обеденный стол, накрывал его домашней скатертью, сотканной и вышитой еще молодой женой Марией, ставил на стол всякую снедь, что была в доме, — что успел сам приготовить, что готовила для него невестка Ульяна, жена старшего сына. На столе сверкал дымящийся самовар, а рядом на маленьком столике — бочонок виноградного вина. Ульяна шла домой, переодевалась, одевался по-праздничному и Гаврила, колхозный садовник, и приходили ко двору отца. С утра приезжал и Григорий с чернявой и веселой женой да с тремя детьми.
Все вокруг празднично: двор подметен, возле двора вычищено, кусты желтой акации подстрижены, хата побелена. На заборе повешен ковер, а на нем прикреплены двойной портрет жены Марии Никитичны и Оксаны — меньшей дочки, отдельно карточка Ефима, среднего сына, погибшего в горах Югославии.
