— Мне бы не хотелось чувствовать себя виновной в том, что ты сам себя обманывал. И не хотела бы себе счастья за счет счастья других. Давай посмотрим, что нам уготовила судьба. Пусть устоится вода в нашем роднике — сейчас она помутнела…
По дорожке прямо к ним шли двое мужчин — Эдик, а рядом с ним высокий, стройный человек с кудрявым, седым, почти белым чубом. Но глаза у него молодые, живые — смелые и лукавые. И вроде смеющиеся.
«Почему он смеется? — подумал Андрей, вглядываясь в знакомое лицо. — Кто он? Где мы могли с ним видеться?» Но человек поднял руки и кинулся к нему, и только в самое последнее мгновение он узнал его: это был Николай Кубанов.
Двое закаленных в битвах мужчин, уже поседевших от всяческих треволнений и фронтовой жизни, вдруг растрогались до слез, встретившись после стольких лет разлуки. И Людмиле, и даже Эдуарду было неловко смотреть, как топчутся друг возле друга два бывших солдата и как стесняются своих слез и нечаянно срывающихся нежных слов. Людмила взяла Эдика под руку и повела в сторону, негромко говоря:
— Оставим их. Сейчас им не до нас. Пусть повспоминают, успокоятся… Им есть о чем поговорить.
— Мы тоже можем кое о чем поговорить, — произнес Эдуард, заглядывая в напряженное и задумчивое лицо женщины.
— Ну, нам-то говорить, собственно, и не о чем. Пока что мы для них помеха.
— Но мы друг для друга не помеха, а как бы дополнение.
— Эдуард, прошу, перестаньте со мной разговаривать в таком тоне, иначе поссоримся. Вы меня путаете с какой-то своей девицей… Я вас увела от них, чтобы не мешать им поговорить, но не для того, чтобы выслушивать ваши трали-вали. Пошло все это. Зная, что мне все это противно, все-таки пристаете!
— Ладно. Пока не стану вам надоедать. Но ведь придет время, когда все равно придется нам поговорить на эту тему.
— Буду надеяться, что этого не произойдет. У меня есть друг, есть надежда, жизнь. И ничего мне больше не нужно.
Криницкая быстрыми шагами удалилась по боковой аллее.
Эдик стоял, не зная что делать — то ли идти в гостиницу, то ли ожидать Кубанова. Но вот в его сторону взглянул Николай Григорьевич, махнул рукой; жест означал, чтобы подождал.
Они оживленно беседовали, и Эдик, прислушиваясь к их разговору, сделал для себя неожиданный вывод: Оленич и Кубанов давние дружки и становиться ему между ними — не резон. Но и к отцу было сочувствие. Старик пообещал даже что-то для подарка Людмиле.
А Кубанов между тем упрекал Оленича:
— Но почему ты никого не искал? Ни Женю, ни меня?
