Освободился Банзай после смерти Коржа и местные жулики приняли его в штыки, припомнив, что когда-то на зоне он ударил ножом вора. А это было не допустимо. И еще Банзая упрекали в высокомерии. Вспомнили, что лет двадцать назад он в черной «Волге» накатил на лодочную станцию, где собралось блатное толковище, открыл багажник и выгрузил ящик армянского коньяка. Все восприняли это как угощение и одобрительно заулыбались. Но когда Банзай откупорив бутылку, стал коньяком мыть ноги и вытирать белоснежным полотенцем, приговаривая – «чистота – залог здоровья», то урки его не поняли. Присутствующие восприняли этот жест как намек на неряшливый вид и посчитали личным оскорблением.
Окончив мытье ног, Банзай провозгласил:
- Для истинного арийца преступного мира есть только одно нецензурное выражение. Это слово «дай». У настоящего урки все должно быть свое.
Оратор выступал перед решительной аудиторией, и ему могло дорого обойтись его красноречие. Но Банзай, пользуясь затянувшейся паузой, захлопнул багажник и до упора нажал на педаль газа.
Левша присутствовал на этом сходняке и сразу узнал своего старого знакомца. Но обиды на него не держал: «На то и щука в озере, что б карась не дремал». Вдобавок он был полностью согласен с Банзаем. «Самое главное в жизни – это не зависимость».
Местные Блатные долго совещались, как поступить с Банзаем, а самое главное, что делать с армянским коньяком. Предложение бросить коньяк в речку, было благоразумно отклонено. Поразмыслив, решили признать Банзая отщепенцем и отношений с ним не поддерживать. А коньяк жиганы втихомолку растащили по домам. После этого случая Левша стал относится к Банзаю уважительно.
По роду своих занятий в старое время Левша тесно общался с законниками и не один раз ходил с ними на «дело», но так до конца и не принял их идеологию. Сейчас он часто задумывался над, казалось бы, парадоксальным, явлением. Воровская идея оказалась жизнеспособней коммунистической. Давно забыты те, кто делал революцию. Или вспоминают их без энтузиазма. А на могилах Коржа и основоположника воровского движения Бриллианта всегда лежат живые цветы.
Когда, много лет спустя, Левша встретил Джоконду, у нее отсутствовали два передних зуба, в улыбке не было ничего загадочного, и только мушка на щеке оставалась прежней. Растолстевшая Мона Лиза торговала пивом на Усовке, и клиенты постоянно жаловали на недолив.
«Лучше бы я ее так и не встретил», - подумал Зимродок, покидая пивной бар. К его глубокому огорчению, перемены коснулись не только Джоконды. Изменился город. На Холодной горе, в магазине у армян, где раньше захмелялись веселые щипачи, торгуют одеждой. На тюрьме, после единственного в ее истории удачного побега Никитина, наростили забор и достроили несколько корпусов. Магистраль опустела. В «Южной» гостиннице, где останавливались заезжие шулера с Кавказа, поселилась налоговая инспекция. А послевоенный «Интурист», впоследствии переименованный в гостиницу «Спартак», где в прошлое время ежевечерне заседали московские щипачи и каталы, заняла прозаическая «Спецвузавтоматика».
