Великий человек улыбнулся. Улыбка у него была широкой, бесшабашной и очаровательной. Она означала великую радость по поводу того, что он разделяет ваше общество, а вас она наводила на мысль, что и вам несказанно повезло осчастливить его своим присутствием. Но стоило ему сесть за руль — и эта улыбка уже не действовала.
— Фил, — сказал он, — да не волнуйтесь вы так. Я не один год потратил на то, чтобы отточить мастерство до тонкости. Сами знаете. Не будь я мастер, тогда верно — пиши пропало. Так что со мной вы в такой же безопасности, как младенец в люльке.
У Гарри всегда была такая манера разговаривать.
— Не на меня смотрите, — попросил я, — на дорогу.
— Периферийное зрение, — сообщил он и снова улыбнулся, не сводя с меня глаз и одновременно посылая машину в еще один крутой поворот. Зубы у него были белые. Глаза серо-голубые и сияющие, от улыбки морщины, идущие вниз от губ, казались еще глубже. — И это тоже, — уточнил он. — Практикой и усердием его можно довести до совершенства, недоступного ни одному другому.
— Гарри, — сказал я. — Смотрите. На. Дорогу.
Он рассмеялся. Но все же повернулся лицом к дороге, дав мне возможность любоваться своим профилем. Черные волнистые волосы, слегка взлохмаченные, седина на висках. Крупный нос, широкий рот, твердый подбородок. Лицо, в сущности, непривлекательное, даже некрасивое. Но подвижное и выразительное, как лезвие топора.
Я попытался разглядеть что-нибудь сквозь лобовое стекло. Дворники со скрипом скользили взад-вперед, разгоняя воду по стеклу, только и всего.
Мы оставили позади Дартмур — холодный серый туман и бесконечные голые серые холмы. Там было мрачно и пусто, но, по крайней мере, иногда попадались попутные машины. Все лучше, чем ничего, как сейчас.
Сейчас — только серый дождь, высокие, темные кусты по обеим сторонам дороги и постоянная опасность с чем-нибудь столкнуться. Иногда за кустами проглядывали деревья, слева и справа, — их темные ветви с черными листьями склонялись над самой дорогой, образуя длинный мрачный туннель. Фары хоть и горели, но толку от них было не больше, чем от дворников.
Я откинулся на спинку сиденья и вздохнул.
Обычно за руль садился я. Это входило в мои обязанности наемного работника. Обычно Великий человек с женой сидели сзади. Но жена Великого человека занемогла и осталась в Париже, так что мы отправились сначала в Амстердам, а потом в Лондон без нее. И Великого человека это не радовало.
Он хмурился, пока лорд Эндовер не одолжил ему «Лансию» — «пользуйтесь сколько хотите, старина». Великий человек посмотрел из окна городского дома лорда в Белгравии на «Лансию», припаркованную на углу, на ее длинное белое тело, гладкое, многообещающее и опасное, как вторая жена банкира. В глазах его загорелся огонек, и я понял, что скорее всего мне никогда не сидеть за рулем этой зверюги.
