Он был маленький и худосочный, с сильным немецким акцентом и с густой бородой, аккуратно подстриженной и пронизанной жесткими завитками седых волос. Череп у него был совершенно лысый и сиял так, будто его натерли воском. На нем были черное блестящее пенсне, хорошо отглаженный черный костюм, сверкающие черные кожаные туфли, накрахмаленная белая рубашка с тугим воротничком с отворотами и крошечная, аккуратная черная бабочка. Он был неподражаем. Просто неотразим. Пыль и беспорядок никогда его не коснутся. Не посмеют.
— Простите меня, доктор Ауэрбах, — сказала Сесилия. Ее голос снова сделался томным. — Папочка назначил меня хозяйкой. Это господин Фил Бомон из Америки и господин Гарри Гудини. — Мне показалось, что она произнесла слово Гудини так, будто мягко покрутила его на языке.
Другие мужчины и дама остались сидеть, но доктор Ауэрбах живо приподнялся на своих коротеньких, отливающих глянцем ножках.
— Господин Гудини! — воскликнул он. И, сверкнув мелкими зубками, потянулся к руке Великого человека. Великий человек почтил его рукопожатием.
— Доктор Эрик Ауэрбах, — представился доктор. — Какое гигантское удовольствие это есть! Я собственными глазами видеть ваше великолепное выступление в Вене несколько лет назад. Потрясающе!
Великий человек посмотрел на доктора сверху вниз и одарил его своей чарующей улыбкой.
— Большое спасибо. — Лесть всегда действовала на него благотворно.
Доктор Ауэрбах резко повернулся к Сесилии. Карие глаза за стеклышками пенсне широко раскрылись.
— Вы, пожалуйста, разрешить мне, мисс Фицуильям, представление?
Она улыбнулась своей беглой, безжизненной улыбкой и равнодушно пожала плечами.
— Да, пожалуйста.
— Замечательно! — восхитился доктор. — Большое вам спасибо. Итак, джентльмены. Начнем с прекрасной дамы. — Он поклонился в сторону сидящей справа женщины. — Разрешить представить вам необыкновенного господина Гарри Гудини. Как вы уже слышать, я сам имел честь лицезреть его представление в Вене. Абсолютно сногсшибательно! Господин Гудини, разрешить представить вам сначала совершенно очаровательную госпожу Корнель.
Совершенно очаровательной госпожой Корнель оказалась сидевшая рядом дама. Возможно, ей было за тридцать, а может — под пятьдесят. Это все, что я могу сказать по поводу ее возраста, и, вероятно, это больше, чем она сама могла бы сказать о себе. На ней были черные туфли на высоких каблуках, тонкие шелковые чулки и плиссированное черное шелковое платье, которое не скрывало ее длинных, бледных рук и гладких, бледных плеч. Подстрижена она была под мальчика, волосы прямые, черные и блестящие. В овале лица что-то кошачье, носик маленький, губы красные, рот широкий. Из-под длинных черных ресниц смотрели большие миндалевидные глаза. Они были того же цвета, что и волосы, и смотрели так, будто в мире не осталось ничего, чего бы они не видели хотя бы дважды.
