Что-то со стуком упало и покатилось.
Лядов, свесившись с кресла, ловил упавший стакан.
— Слава... э-э... я, собственно, имел ввиду не... — Вадковский покусал губу. — Не тебя конкретно. Я формулирую общий принцип.
Лядов кивнул:
— Ты все правильно говоришь. Нет, правда. Думаешь, я вот так просто решился «бежать»? Долго не мог понять, что меня в той эпохе зацепило. Даже рассматривал вероятность метемпсихоза, переселения душ. Днями не вылезал из книг — словно в пустыне родник нашел. Антураж создавал — предметы, фотографии. Ну, вы видели мою комнату в те дни. Смешно вспоминать. А потом... У вас никогда так не было, чтобы вдруг необходимая информация, знакомства с интересными и нужными людьми — все начинало само идти в руки? У меня так случилось. Тут уж я не стал противиться. Я связался с Университетом, нашел профессиональных консультантов и погрузился в ту эпоху с головой. И вот мы летим. Вадковский воскликнул:
— И хорошо летим.
— А может быть, разворачиваемся да айда назад? — предложил Трайнис. — По-моему, ощущений уже было более чем достаточно.
— Поздно, — по-театральному мрачно произнес Вадковский.
— Надеюсь, ты сейчас шутишь? — холодно осведомился Трайнис.
— Ну еще полчасика! — оживился Вадковский, уставился на Трайниса наивно-восторженным взглядом и часто-часто захлопал ресницами.
— Трепло ты, Рома, — безнадежно сказал Трайнис. — Представляю, какой станет цивилизация под твоим чутким руководством.
— Известно какой, — гордо ответил Вадковский. — Веселой и жизнерадостной.
— То-то Вселенная молчит. Прогрессоры, выходит, до сих пор попадались хмурые и молчаливые.
— Вот мы и летим веселить первую планету.
— Как бы она нас самих не развеселила.
— Уверяю тебя, будет там скукотища на манер стандартного заповедника. Десяток видов примитивных животных и недоразвитые леса.
— Биолог, — презрительно сказал Трайнис. — Недоразвитые леса. В таких лесах опаснее всего недоразвитые прогрессоры. Они обязательно наломают дров.
Лядов терпеливо ждал, когда они закончат перепалку. Достал из-за пазухи тетрадь с серыми пятнами на черной обложке, похожими на въевшуюся плесень, не глядя бросил ее на стол.
— Потом я нашел это. Наверное, это — главная причина. Откопал ее кто-то в архивах, да переслал по моему запросу в Пространстве. Даже не знаю кто.
Угол тетради утонул в нетронутом борще. Вадковский выхватил ее и поднял над столом. На скатерть полетели жирные капли. Лядов смотрел мимо.
— Вы говорите «комплекс вины». Наукообразно, глубокомысленно. А я вижу реального человека. Не человечество — так, наверное, было бы еще сложнее. Нет, пожалуй проще, равнодушнее. Эта тетрадь — личный дневник, XX век. Его писал человек, который должен был жить у нас. Я просто вижу, как он на глайдере догоняет убегающий закат, чтобы дописать стихотворение. А на его место мог бы попасть Роман в качестве прогрессора. Это был парень нашего возраста, поэт Еленский А.Е. Роман, ты говорил о мудрости истории? Ерунда. История не занимается отдельными личностями. Она занимается населением, статистикой, эпохой, революциями, тенденциями. Каждый человек предоставлен самому себе. Как те детдомовцы в камере с уголовниками в финале. Охрана намекнула и блатные начали допытываться, куда ребята спрятали деньги. Я хотел понять человека, написавшего этот дневник.
