— Да что ты, Рома! Ты прямо какой-то карманных дел мастер, — ужаснулся Трайнис.
— Скорее уж заплечных. Карман-то у тебя на спине.
Они замолчали, одновременно посмотрев на Лядова. Тот сидел, окаменев, глядя на зажатый в кулаке пустой стакан. Упругие стенки медленно прогибались под пальцами. Стакан уже напоминал песочные часы.
Вадковский возвел глаза к потолку.
Трайнис энергично пошевелил губами и требовательно поглядел на Романа.
Вадковский громко прокашлялся, завозился в кресле, уронил ложку, попытался ее поднять, не снимая ноги со стола, и чуть не упал вместе с креслом.
— М-да, — в сердцах сказал Трайнис, наблюдая за его эскападой. Поднял ложку и сунул Роману в руки.
— Вот спасибо! — вскричал Вадковский. — Теперь ее надо сунуть за голенище. Где у меня голенище?
Он поднял руку и заглянул под мышку.
Лядов расхохотался, и вдруг закрыл лицо руками — стакан покатился по полу. Мучительный стон пробился сквозь ладони.
— Простите меня, ребята. Я вел себя как дурак. Простите. Если честно — не понимаю себя.
— Ничего, — сказал Трайнис, все еще раздумывая, не настоять ли на возвращении, пока не поздно. — Ты вел себя в духе эксперимента. Только лучше бы нам знать, чего этот дух хочет.
— До сих пор все трясется, — сказал Лядов. — Я виноват, ребята. Гинтас, веришь — не собирался я гасить автопилот. В мыслях не было, веришь? Это же сумасшествие.
Трайнис молчал. Лядов растерянно замер. Трайнис похлопал его по плечу:
— Верю, конечно.
— Не понимаю, — вздохнул Лядов.
— Зато интересно, — сказал Вадковский. — Чувствуете, как действительно все одно к одному? Сбежать, соврать, почти украсть, нарваться на опасность.
— Что украсть? — смутился Лядов.
— Формально — корабль, — сказал Вадковский и поправился: — Вернее, угнать.
Лядов покраснел.
— Ну, знаешь, тут можно поспорить, — возразил Трайнис, покосившись на Лядова. — Все это можно так назвать лишь с позиции XX века, — и показал Роману кулак из-под стола.
— Но мы себя и ведем как в XX веке, — пожал плечами Вадковский и показал Трайнису под столом кукиш.
— Я вовсе не хотел бы оказаться в XX веке. Я... — Лядов не договорил.
— И все-таки, — мягко спросил Трайнис, — как можно понять социальное явление, не существующее в наше время?
— Не скажи, Гинтас, — воскликнул Вадковский. — А уединение от людей? Или моноцивилизация?
— Что?
Вадковский, рассказывая, по памяти восстановил таблицу.
— Хм, — сказал Трайнис, разглядывая экран. — А прогрессор-то наш, неофит, — молодец.
