— Инспектор, отодвиньтесь от камеры, — попросил я.
— Ильинский, — сказал он устало и, звучно лязгнув широкой пастью, зевнул, — жду тебя через полчаса. Я у себя в департаменте. Уловил?
Мы не разговаривали что-то около трех месяцев. Между тем, сейчас он обращался ко мне так, будто мы только вчера расстались возле какого-нибудь неопознанного трупа. Никакой вины я за собой не чувствовал: в последнее время я был законопослушен, как полицейский свисток, и даже коллеги это заметили.
— Не-а, — всего-то и смог я сказать.
— Это хорошо, — кивнул он. — Значит, будет тебе сюрприз. Приезжай. Можно пока без вещей. В случае чего, Яна потом подвезет.
Хохотнув, он отключился. В кабинет заглянула Яна.
— Идешь? — спросила она.
— Теперь тем более.
— Неужели закончил с отчетом?
— Нет. Скорее всего, заканчивать с Рушенбаумом придется тебе.
— Это еще почему?!
— Внизу объясню. Где Ларсон?
— В лаборатории. Просил принести ему пару сэндвичей… Ой!
— Что?
— Забыла, с чем. Погоди…
Они улизнула в лабораторию. Догнала меня у лифта. Мы спустились на первый этаж и прошли в буфет.
— Ну и аппетит у тебя сегодня! — Яна, взявшая только сок, йогурт и сыр со свежими овощами, оглядывала мой лоток, в котором были заполнены все ячейки.
— Виттенгер вызвал. На чем мы могли засветиться?
Яна молча переложила свой сыр ко мне в лоток. Прилипшая к сыру помидорина, подобно нелегальному эмигранту, была водворена на старый адрес.
— Попрошу Шефа отложить пару сотен для залога, — сказала она затем.
— То есть думаешь, что по мелочи…
— Нет, но больше он не даст.
— Спасибо. За сыр, я имею в виду.
Мы стали перебирать возможные варианты. За десертом Яна спохватилась:
— Тебе лучше поспешить. Что не доел, я соберу и принесу тебе в камеру.
— Яна, ты мой единственный друг в этой конторе. Но все же я доем обед. Подождет инспектор, никуда не денется.
— Денется, — возразила она. — Вышлет группу с ордером на обыск. Под предлогом твоего ареста перероет всю Редакцию. Шефу это не понравится. У него в столе контрабандные лекарства.
— От чего?
— От тебя. Успокоительное. Сердцем чую, оно ему сегодня понадобится. Давай, езжай, а я сообщу Шефу, где ты.
В словах Яны присутствовал смысл. Завещав ей за это десерт, я вылетел из Редакции с легкостью сквозняка.
На парковку у корпуса полицейского управления меня не пустили. Велели парковаться «где хочешь» и для примера указали на стоянку флаеров, изъятых за управление в нетрезвом виде. Я сделал круг над муниципальным комплексом, возведенным на вершине холма. Чиновники из окон своих кабинетов могли обозревать вверенную им территорию — сорокамиллионный Фаон-Полис, единственный город на пятидесятимиллионном Фаоне. Склон, обращенный к центру города, заканчивался обрывом к реке, которая теперь замерзла — как и озеро, куда она обычно текла. Из кабинета Виттенгера хорошо просматривался мой термитник и пара его соседних копий. В просвете между домами поблескивал озерный лед. Из следственного изолятора и кабинета начальника отдела убийств не видно ничего, кроме серых скал и черных кактусов, свернувшихся на зиму в тугие колючие спирали. Больше я ни в каких кабинетах не бывал. Шеф как-то раз навестил губернатора, но его канцелярия находится в другом месте.
