– А того! Читали уже… – и бумажку им тычет, на аглицком.
Выясняется, что американские лётчики уже успели собраться, накатать поздравительную кляузу, в стиле пресловутых английских охотников бригадиру Жерару ("восхищены, приглашаем ещё, а лису можете съесть и сами"), а потом ещё снарядить самолёт и сбросить кляузу на аэродром противника, Авиапочта, типа.
А бомбовоз этот они ещё раз видят, через пару дней, аккурат в тот момент, когда прорвавшаяся "Аэрокобра" всаживает ему в борт пушечную очередь.
Горящий бомбардировщик задирает нос и начинает набирать высоту. В общем, в натуре идёт на мёртвую петлю. На которую и в исправном-то виде ни разу неспособен. Чисто технически.
В общем, "Верещагин, уходи с баркаса". Потому как в высшей точке петли с бомбардировщиком происходит то же, что и с пресловутым баркасом.
Оторвался, называется, человек напоследок.
Возвращается с задания японский бомбардировщик. Как там пелось – "На честном слове и одном крыле". Фюзеляж – клочьями, кабина – в решето, по приборной доске кровь вперемешку с мозгами. Оба пилота валяются на полу, самолёт ведёт бортинженер. Просто повторяя действия пилотов, виденные сотни раз до того.
Пробовали как-нибудь посадить самолёт в хорошем навороченном авиасимуляторе? Да чтобы безо всякого опыта,инструктажа и сохранения игры, вот так сесть за незнакомую игру и посадить – с первой же попытки. Да ещё бомбардировщик. Да ещё повреждённый. Да ещё на последних каплях горючего. Да ещё с переломанными ногами.
Весь аэродром плюс истребители сопровождения понимают – шансов нет. Никаких. Парашютов – тоже. Да, парню удалось сделать невозможное, привести самолёт на базу, но посадить…исключено. Не бывает.
Самолёт идёт на снижение, теряет скорость, кренится и естественно собирается валиться в штопор – на сверхмалой. И тут…
"Терминатор-2" помните? Когда в финальных кадрах изувеченный, расстрелянный, списанный со счетов киборг поднимается и побеждает?
Вот и тут – пилот – бледный, вроде бы безнадёжно мёртвый, поднимается, отшвыривает бортинженера и вцепляется в штурвал. И делает-таки тот, последний дюйм.
Бомбардировщик шлёпается на брюхом, идёт юзом (два стоящих на стоянке истребителя – в щепки) и наконец разваливается. Ни топлива, ни бомб, взрываться нечему.
Но главное – живы. Почти все.
1.
Мать обвинялась в истязании ребенка. Отец-крестьянин, мягкий человек, давал уклончивое показание; мальчик, явно запуганный, лгал, всячески расхваливая мать, утверждая, что отец иногда больно бил его в пьяном виде, безо всякой причины, мать – никогда не била, всегда "жалела". Как ни старался обвинитель, он не мог добиться правды от ребенка. Старшина присяжных спросил:
