Отсюда открывался вид на комнату, где на столе стояло радио. Черная каракатица молчаливо взирала на меня со своего места, ни одна из лампочек на корпусе не горела. Внезапно меня посетило странное желание — разбить радио. Некоторое время я еле сдерживал ненависть, клокотавшую внутри — алкоголь впустил в мою кровь достаточное количество адреналина для того, чтобы разнести не только радиостанцию, но и весь дом в придачу. Затем буйство потихоньку отступило.
Единственная мысль, верная и четкая, завладела моим разумом. Ведь радиостанция была довольно увесистой штукой, так? Я сам, спуская ее с чердака, чуть не надорвался. Значит, отец, будучи ребенком, не мог один притащить ее из лесу. Ему кто-то помогал. Двое, может быть трое мальчишек вполне могут нести такую тяжесть не один километр, отдыхая и поочередно сменяя уставшие руки. Вполне возможно — мой дядя, брат отца, мог знать что-нибудь. В детстве они с отцом были неразлучны — росли вместе, учились в одном классе, даже на свидания ходили вдвоем. Говорили, что если одного из братьев кто-нибудь обижал, другой немедленно вооружался и мстил обидчику.
Дядя Михаил до сих пор жил в деревне. Это было очень кстати, поскольку старик мог просто показать то место, где они нашли радиостанцию.
Словно опасаясь, что с дядькой что-нибудь (не дай Бог!) случиться, пока я буду раскачиваться и собираться, я сорвался с места и выбежал на улицу. Жаркое полуженное солнце палило, как в аду. Местные жители давно попрятались кто куда: кто валялся дома на печи, кто отправился к реке. В это время года в деревню наезжает много городских, так что немудрено, если пляж на Черное речке завален до отказа.
Меня встретили лаем соседские собаки. Людей на улице практически видно не было, только какая-то бабка выглянула из окна напротив и тут же задернула шторы.
Пути было минут десять, и вот уже вскоре я стоял у дома дядьки. Это была ужасная развалюха со съехавшим до половины шифером и облупившейся во многих местах краской.
На стук никто не вышел. Я постучал громче и заодно громыхнул несколько раз калиткой.
— Кто там еще?
Это был голос дяди Михая.
Я назвался.
Несколько минут стояла тишина, никто не выходил. Затем дверь дома открылась и показалось давно не бритое старческое лицо. Глаза, заплывшие пудовыми мешками, судорожно моргали на ярком дневном свету.
Я вошел во двор. На меня тут же бросилась дворняга, по возрасту похоже ровесница старика.
Михай так и остался стоять на крыльце. Меня он вроде бы узнал, но я в этом не был уверен. Племянник, приехавший повидать родственников впервые за десять лет, не может претендовать на то, чтобы его принимали как родного.