— Будем надеяться, — ответил я. — Ладно, давай я расплачусь с тобой и пойду искать человека, у которого буду жить.
Я постарался не слишком бренчать монетами, появившимися в моем кошельке после выдачи остатка оговоренной платы. Он жадно взял деньги, а потом заявил с искусно разыгранным возмущением:
— Неужели я не достоин никакой награды за то, что поделился с вами знаниями о Святой земле? Никакого вознаграждения за безопасную доставку? Никакого проявления щедрости за столь великолепный вид?
— Ты готов слупить дополнительную плату и за хорошую погоду.
Мухаммед выглядел обиженным.
— Я старался хорошо служить вам, эфенди.
Не желая обидеть его, я склонился к седлу, чтобы он не видел, как мало у меня осталось наличности, и выдал ему чаевые, которые уже едва мог себе позволить. Поклонившись, он разразился бурными изъявлениями благодарности.
— Аллах да улыбнется вам за вашу щедрость!
Не сдержав ворчливого настроения, я буркнул:
— Бог в помощь.
— Да пребудете вы в мире и здравии!
Его благословения, как оказалось, не имели никакой силы.
Проехав по грязной дороге и деревянному мосту под темными чугунными Яффскими воротами к расположенному за стенами базару, я заметил, что Иерусалим изрядно обветшал. Местный субаши (полицейский) проверил, нет ли у меня оружия — запрещенного в оттоманских городах, — но разрешил оставить скромный кинжал.
— Мне думалось, что франки вооружены получше, — проворчал он, узнав во мне европейца, несмотря на арабский наряд.
— Я всего лишь паломник, — ответил я.
Его взгляд выразил явное недоверие.
— Странно, что вы прибыли в одиночестве.
Ловко продав осла за ту же цену, что заплатил за него, — вернул хоть немного денег! — я попытался сориентироваться.
Движение через эти ворота шло непрерывным потоком. Купцы встречали свои караваны, паломники самых разных вероисповеданий, войдя в святые стены, громко возносили благодарственные молитвы. Но оттоманское владычество уже два века пребывало в упадке, а слабые правители, набеги бедуинов, взимание грабительских налогов и религиозные столкновения привели к тому, что процветающий город зачах, словно ростки кукурузы, пробивающиеся на мощеных дорогах. Рыночные прилавки теснились на главных улицах, но выцветшие тенты и полупустые полки только подчеркивали уныние этого исторического периода. Иерусалим погрузился в вялую дремоту, а на его башнях поселились птицы.
Мой проводник, Мухаммед, поведал, что город теперь делится на разные кварталы, где живут мусульмане, христиане, армяне и иудеи. По извилистым улочкам я постарался как можно быстрее добраться до северо-западного квартала, разместившегося вокруг церкви Гроба Господня и резиденции францисканцев. Улицы там выглядели почти безлюдными, по ним носились лишь курицы, которых вспугнуло мое появление. Половина домов казалась покинутой. Эти домишки возвели из древних камней, но неряшливо пристроенные к ним деревянные навесы и балконы торчали, словно фурункулы на дряхлой коже древней старухи. Как в Египте, мечты о процветающем Востоке оказались разбитыми.
