«Вот она, оказывается, какая — смерть полковника», — тоскливо думалось ему. «Хорошо бы я выглядел, на дне кислотной ямы, захлебнувшийся бигусом! Нашлись бы и те, кто порадовался искренне, а виноватых, как обычно и нет. В прощальном слове, наверное, скажут следующее: «Сам, мол, дубина деревянная, по ночам лазил, где ни попадя, приключения на свою задницу выискивал. Вот и нашел, любезный. Да закройте же крышку гроба, наконец, а то слезы от нестерпимой вони, так и брызжут. Да, просолился полковник знатно, надолго сохранится». Разумеется, к могилке на кладбище, за километр никто не подойдет, а на холмике у памятника капусту посадят, мерзавцы. Точно, капусту. Вот уроды! Так всегда и бывает, служишь не за честь, а за совесть, а они капусту тебе на холмик! Мол, лежит тут козлина редкостная, от капусты смерть принявшая. Эх, нет в жизни справедливости! И какая скотина дала команду вырыть на этот сраный могильник?! Знаю, знаю. Скорее всего, зам. нашего старика по тылу — полковник Адик Волченко. Сам дурак с красной рожей, горлопан вечно пьяный, бигусом провонял спасу нет, и еще имя дурацкое такое — Адик. Точно, мудак какой-то! Не даром его курсанты называют «Гадик Сволченко»! Боевой офицер чуть не погиб из-за этой тыловой сволоты. Ладно! Попросит еще у меня роту, другую для хозяйственных работ?! Ага, сейчас! Разбегусь посильнее!»
Пиночет понемногу пришел в себя и, чертыхаясь, двинулся к дому, по пути обдумывая возможность зайти в гараж, переодеться во что-нибудь чистое, и выбросить испорченную одежду, отстирать которую не было никакого шанса. Так же он хотел бы искупаться в училищном пруду, который находился рядом с КПП, чтобы хоть немного смыть с себя вонючую слизь, которая нехотя стекала с полковника, оставляя на его пути зловонный склизкий след.
Вместо шампуня, Серов планировал использовать ацетон или еще чего покрепче. «Лучше вонять ацетоном, чем тухлятиной», — грамотно рассудил он. На крайний случай, в гараже, канистра бензина припасена, придется пожертвовать на благое дело.
Проходя мимо нашей казармы, Пиночет по профессиональной привычке, мельком бросил взгляд на фасад здания. О, чудо! Матерый комбат сразу напрягся и сделал стойку, он увидел всполохи разноцветных отблесков на оконном стекле — явно работал телевизор, причем глубоко в неурочное время. Несанкционированно! Нарушение! Измена! Предательство!
Пиночет стремительно ворвался в казарму и пулей влетел на второй этаж. От взыгравшего в крови командирского куража и азарта, а так же, в предчувствии знатного порева, полковник Серов забыл о своем немного непрезентабельном виде и сногсшибательном запахе. Комбат рвался в роту. Он летел по лестнице, как гончая по кровавому следу на долгожданной охоте, преследуя раненого и опасного зверя.
