Пирамида из плоти увидела меня и оглушительно захохотала. Оттолкнувшись обеими ногами от перил, я устремился к демону коричневого, чтобы примерно наказать его. Демон коричневого устремился ко мне — судя по всему, за тем же самым. Ну что ж, это прямо как если накокаиниться с парнем: кто кого успеет первым подмять под себя, тот и получит удовольствие. Или как в старом рашенском фильме: кто кого переглядит, тот того и съест.
Демон передвигался на двух огромных гусеницах, собранных из титанических позвонков и берцовых костей неизвестных науке антропоморфных чудовищ. Это давало ему в битве со мной определенное преимущество. Однако на моей стороне были молодость, маневренность и мой знаменитый хук с левой.
Он непростительно пропустил мою первую атаку. Я нанес удар всем телом — из демона посыпались расколотые силикатные кирпичи, какие-то ржавые пружины и перлитовый песок. Тут же из асфальта передо мной вынырнули гигантские человеческие зубы, сделанные из стеклодувного шлака; они отрывисто клацнули, когда им не удалось схватить меня за ногу.
Войдя в жесткий клинч, мы схватились не на жизнь, а на смерть, точно Годзилла с Заратустрой. Демон крутился на одной гусенице, выбрасывая в пространство жирный черный дым из выхлопной трубы. Развернувшись для очередного удара, он одним широким замахом снес до основания Биг-Бен и Адмиралтейство на другом берегу Темзы. Я поднырнул под его циклопическую дубину и каблуком вбил его единственный глаз глубоко ему в череп. И вообще я порхал перед демоном, как бабочка, и жалил, как пчела. За следующие четыре месяца я дважды сумел поразить его в шею и нанес непоправимый ущерб его радарной системе.
А потом игры закончились.
Он ударил меня с такой чудовищной силой, что молекулярное натяжение в моем теле не выдержало и лопнуло. Я рассыпался мириадами радужно поблескивающих ртутных шариков, раскатился по всему Лондону, подскакивая и дребезжа на решетках ливневой канализации. Некоторые шарики докатились до пригородов, их появление некоторое время спустя отмечали даже в Пекине и Ванкувере.
Потом была смерть. Смерть. Смерть. Бесконечная, беспощадная, флегматичная смерть. Смерть. Смерть.
Роскошь и ужас абсолютного небытия, которые мы редко можем себе позволить в повседневной жизни. Смерть. Смерть. Смерть. Потом было утро.
Короче, наутро, когда мы все, вымотанные до предела, сползлись на квартиру к Митричу, я дал себе зарок: все, больше никакого коричневого.
