На этаже стоял запах чего-то затхлого и одновременно чего-то жарившегося. Правда, возле окна стояли две пальмы в кадках, создающие диссонанс с увиденным.
— Привет, Фима!
— Привет!
— Кто это у вас тут стены расписывает?
— Здесь поселяют разный сброд: албанцы, сербы, эфиопы, вот они и малюют.
— Да нет, я видел и русские надписи.
— Это казахстанские немцы. Пьют, курят и бабы, и мужики, и детвора. Матюгаются почём зря. Весело здесь. Не то что в твоём еврейском доме.
— Не скажи. Стали прибывать евреи из Союза, так мало того, что стало грязнее в доме, в келлере, где стоят стиральные машины и находится сушилка, уже несколько раз воруют бельё. Велосипеды воруют. Мы потихоньку сюда переносим свою культуру и свой образ жизни. Ты, наверное, догадываешься, чего я пришёл.
— Да, конечно, да ты присаживайся.
— Давай ближе к делу. Мне сейчас позарез нужны деньги, — как бы оправдываясь, говорил Семён.
— Сёмочка, ты меня извини, но у меня сейчас денег нет. Потерпи немного, я скоро верну.
— Ты просил на два месяца, прошло три. Я что, должен ездить к тебе за деньгами, — уже возмущённо сказал Котик.
— Ну потратил я, когда получил квартиру. Видишь?
— Вижу, что у тебя здесь мебели не меньше, чем на шесть-семь тысяч. Мог бы и дешевле брать.
— А что мне, на полу спать?
— Ну ты и нахал, Фимка. Я бы спал на полу, но деньги, если должен, вернул бы.
— Верну, верну, не нервничай.
— Ты меня не успокаивай. Когда вернёшь?
— Позвони через неделю. Мой телефон 23445237 запиши.
— Ну ты совсем о%уел! Я тебе звонить должен? Через неделю чтобы деньги были у меня дома. Ты понял? — сказал Семён, но номер телефона записал.
— Понял.
— Смотри, ты меня знаешь! — сказал Семён и не прощаясь вышел.
Соколов, действительно, хорошо знал Котика и знал, что тот слов на ветер не бросает. И он запомнил, фразу, обронённую Семёном, когда тот давал ему в долг: "А то я знаю случаи, когда приходится выколачивать долг". Этого Ефим боялся больше всего. Люди бессовестные, не чувствующие угрызений совести и не умеющие сострадать, чаще всего панически боятся физической боли и не терпят по отношению к себе того, что они делают другим. Вернее, терпят унижения, когда это им выгодно, но оставаясь с собой наедине, посылают своих обидчиков-покровителей подальше и скликают им на голову всевозможные кары. Но стоит им потерять зависимость от них, как сегодняшний подхалим и блюдолиз становится высокомерным и недоступным для вчерашних хозяев. Так сейчас Ефим высказался про себя вдогонку Семёну: "А хер тебе а не деньги. Думает, что он в Одессе. Фрайер. Выколачивают. Я сам тебя вколочу в говно, так что нанюхаешься"
