Сейчас она жила в обществе, в котором ценился каждый человек, сохранялось его здоровье, соблюдались права, наделённые ему Богом, и если он сам не мог в силу каких-то обстоятельств справиться с бедой, то государство приходило ему на помощь. Сейчас Марина с содроганием и ужасом вспоминала, как плакали мужчины, вымаливая её вернуть машину или деньги. А она с закаменевшей душой не хотела понимать, что отбирает у них последнее — её цель затмевала всё. А здесь, в Германии, она занималась работорговлей. Что сталось с теми девочками и женщинами, которых она отводила, только отводила, успокаивала она себя. Нет, постоянно возвращалась она к тем мыслям, вспоминая прошедшее, не просто отводила, а брала за это деньги. Стоит ли её благополучие несчастий, принесенных ею людям. Наверное, нет! Но как только она думала о том, что могло произойти с её дочерью, если бы она этим не занималась, опять не находила для себя ответа.
Марина уже начала подумывать, а не пойти ли ей в церковь и там через священника обратиться к Богу и снять с себя грехи? Но зачем ей нужен посредник и церковь? Молись и проси у Бога прощения сама, может тебе и полегчает. Но что значит молись? Для того, чтобы молиться, нужна*вера*, а Марину, как и миллионы её сверстников, советская власть отлучила от Бога, пытаясь заменить его собой, и первое у них получилось, а ко второму они не пришли. Бога, Создателя никем и ничем заменить невозможно. Но Марина задавала себе вопрос:
"Если Он есть, то почему он позволяет нам делать то что мы делаем?"
И опять не находила ответа.
Подобные мысли занимали всё свободное время, и Марина вначале загружала себя работой, даже той, которая не входила в её обязанности. Ей говорили коллеги, что у них не положено делать то, чего от тебя не требуют, здесь так не принято, но она не понимая этого "лезла во все дырки". Тогда милая женщина, полячка, врач-психотерапевт объяснила Марине, что она может этим вызвать неудовольствие окружающих, давая руководству повод для того, чтобы изменить служебные обязанности в сторону их увеличения.
— Я когда училась у вас в Ленинградском медицинском институте, то видела, что вмешательство в чужие дела и чужую жизнь у вас поощряется, что даже у нас в Польше считается плохим тоном. Но таков, наверное, русский менталитет. Не знаю, хорошо это или плохо, учитывая ваш уклад жизни, но здесь это неприемлемо, и Вы постараётесь избегать этого. Вы, Мариночка не обижайтесь на меня, Вы мне очень симпатичны и я хочу, чтобы вам было хорошо.
