Поцеловав ей руку, Ролдугин распахнул дверь подъезда, потом долго стоял возле машины, уже в лифте она услышала громкий, как выстрел, хлопок автомобильной дверцы.
Отец, чиркая лобзиком, что-то выпиливал, сгорбясь над кухонным столом.
— Есть хочешь? — спросил он, отряхивая мятые домашние штаны.
— Я из ресторана, папа, — ответила Татьяна, проходя в комнату. Быстро раздевшись, она осторожно приподняла краешек одеяла и прижалась к теплому Димкиному тельцу. «Нет, никуда я от сыночка не уеду, в чужие руки его не отдам», — растроганно подумала она.
В конце недели Татьяне Ивановне на работу позвонил Андрей.
— Андрейчик, ты откуда звонишь? — радостно откликнулась она.
— Из одного высокого присутственного места.
— Ты в Москве?
— Разумеется…
— К нам-то когда?
— Сегодня, если позволите. Разделаюсь со служебными делами и прямиком к вам.
Аппарат на том конце провода был очень чувствительным, Татьяна услышала посторонний голос, который сказал: «Товарищ контр-адмирал, начальник штаба приглашает вас…». — «Есть!» — откликнулся Андрей.
— Так ты у нас уже адмирал! — изумилась Татьяна. — А я-то тебя по-простецки Андрейкой…
— Мы с тобой дома разберемся, что к чему… — сказал Андрей. — А пока извини, меня зовут.
Татьяна долго еще держала трубку в руке, забыв положить ее на рычаг.
По вызовам она в этот день не пошла, а ринулась в продуктовые магазины. По дороге заскочила в интернат за Димкой.
— Дядя Андрей приехал! — обрадованно закартавил сын. — А какие бывают адмиралы?
— В расшитых мундирах, в брюках с лампасами.
— Мам, что такое лампасы?
— Такие желтые полосы сбоку.
— Это как у швейцаров в гостинице?
— При чем тут швейцары? Вот придет дядя Андрей, все сам увидишь…
— Мам, ты на меня не сердись, я две пятерки получил!
— Молодец, сыночка, учись хорошо и тоже станешь когда-нибудь адмиралом.
— Нет, я хочу стать мичманом! Как деда.
— На мичмана тоже надо учиться.
— Деда меня всему научит!
Андрей приехал в девятом часу вечера, когда Татьяна уже второй раз разогревала ужин. Иван Егорович, который весь вечер простоял в коридоре, вздрагивая при каждом стуке лифта, широко распахнул дверь.
— Андрюха, сын… — И уткнулся лицом ему в шею.
— Батя, сырость ни к чему, от сырости ржавчина заводится, — ласково проговорил сын.
— Потешил ты мою старость, Андрюха… — шептал отец, трогая пальцем вышитую звезду на широком погоне сына. — Не посрамил русаковского рода.
— Постой, батя! — решительно отстранил его сын. — Не нарушай флотского ритуала.
