— И он говорил с вами? — поразилась Клава Ивановна. Нет, покачал головой Ефим, только показал пальцем и три раза повторил: русише швайн, русише дрекшайзе, русише Ванька.
— А где находился твой лагерь? — спросил Иона Овсеич.
Ефим задумался, пошевелил губами и вспомнил: лагерь находился во Франции, город Мец, не в самом городе, а немножко в стороне.
— И французское сопротивление ни разу не сделало попытку освободить заключенных? — удивился Иона Овсеич.
Ефим опять задумался, видно было по лицу, что перед ним проходят разные картины из прошлой жизни, потом вдруг обратился к Полине Исаевне и спросил: куда могла уйти его Соня с детьми и почему они так долго не возвращаются?
У Полины Исаевны сразу стал ком в горле, она не могла произнести слова, и Клава Ивановна ответила за нее, что была война, погибло, наверно, десять миллионов человек, если не больше, и как есть, так есть, тут уже сам Бог ничего не исправит, а Ефим должен еще радоваться: его маленькая Лиза жива, здорова и находится у хороших людей.
Ефим сказал, что у него был сын Ося, который сам умел сочинять стихи, и дочь Хиля, их маму звали Соня, а Лизу он не помнит. Она была сестричка?
Полина Исаевна, чтобы не расстраивать своим видом других, повернулась к стене, только дергались плечи, как будто напала сильная икотка, Иона Овсеич внимательно наблюдал гостя и барабанил пальцами по столу.
— Перестань стучать, — сказала Клава Ивановна, — и так стучит в голове.
Иона Овсеич на секунду перестал, потом опять возобновил, потому что нервы требовали разрядки.
Ефим вдруг поднялся, сказал, что ему пора идти, и направился к дверям, Клава Ивановна успела в этот раз своевременно остановить:
— Куда тебе надо идти?
Иона Овсеич был недоволен, что Клава Ивановна остановила: надо было дать возможность уйти, но не оставлять одного, а проконтролировать.
Через пять минут Ефим вторично поднялся и заявил, что он хочет к себе домой, пусть ему вернут ключи. Нет, очень ясно ответил Иона Овсеич. Ключи не вернут: квартира, которая раньше была его, Ефима Граника, теперь не его, а майора Бирюка, в данное время он со своей частью стоит в Берлине, а семья проживает здесь.
Хорошо, сказал Ефим, пока думали, что Граник мертвый, он не возражает, майор Бирюк мог жить в его комнате, а теперь Граник вернулся, и пусть уйдут, он хочет к себе домой.
— Ефим, — Иона Овсеич поднялся со своего стула, — сколько ты ни будешь повторять одно и то же, реальное положение от этого не изменится. Тебя освободили из лагеря по амнистии, в связи с тридцатой годовщиной Октября. Это во-первых, а во-вторых, доказывать, как должно быть, лишь на том основании, что так было, в данном случае неуместно. И в-третьих, можно только восхищаться, как хорошо у тебя начинает работать память, когда речь заходит о квартире.
