Вновь возвращаюсь к начальным кадрам. Не могу себе объяснить причину, но в грузовике мне что-то не нравится — то ли как он остановился, то ли широко распахнутые дверцы его кабины.
Не могу понять, что же мне здесь кажется странным. Собираю в кулак все оставшиеся силы, напрягаю сознание, но ничего не выходит. Проходит несколько минут, но сознание по-прежнему отказывается мне повиноваться.
Раздосадованный на себя я убираю фотографии. Чрезмерная усталость и обостренная подозрительность — вот и все. Именно эти вещи мешают работе сознания вместо того, чтобы помочь ему сосредоточиться на самом важном.
А самое важное — добраться до причины убийства. До того, что Манолов знал и унес с собой в могилу.
Я встаю и пытаюсь воссоздать хронологический порядок событий того вечера. Он сидел за этим столом. Просматривал журналы при свете настольной лампы, сменил исписанный лист в машинке. Потом взглянул на часы и поднялся.
Его машина со смертоносной ампулой, спрятанной в системе вентиляции, находилась внизу. Предполагал ли он, что за ним следят? Не думаю. Он выехал из города и отправился по шоссе в Юргорден. Поворот, еще поворот. Мелкий дождик. Мириады капель покрыли смотровое стекло, в них переливались радугой лучи фар встречных автомобилей.
А впереди все было уже подготовлено. На придорожной стоянке у скалы с потушенными фарами замер автомобиль, притаившийся как призрак. Из него радиосигналом была подана команда взрывному устройству ампулы с ядом. Манолов не успел его увидеть. Он проехал рядом, и в следующий момент ампула взорвалась с тихим звуком, неслышным в шуме мотора.
Затем — боль. Невероятная, невыносимая боль, как от удара ножом в грудь! Боль, пронизывающая каждую клетку тела, не позволяющая ни вздохнуть, ни выдохнуть. Мгновенный страх, парализующий сознание, возвещающий о том, что ты осужден на смерть. Нет времени раздумывать, а тем более предпринимать что-то. И лишь в последнюю секунду помутнившийся взор различает несущиеся навстречу огромные, слепящие огни.
Удара он не почувствовал и не услышал, ибо уже находился по ту сторону незримой границы, отделяющей нас от пропасти, из которой нет возврата…
Я как будто сам пережил все это, прикованный к креслу. Мысленно я видел каждую деталь.
А сидевший в темной машине опустил боковое стекло и обратился весь в слух. До него донесся ужасный скрежет врезавшегося в грузовик автомобиля и противный звон бьющихся стекол. Затем-мертвая тишина. Тишина, свидетельствующая о том, что его замысел удался.
