По коридору ходят люди, за окнами слышны голоса. Солнечные квадраты с книжных шкафов переместились на стены.
Я неторопливо поднимаюсь со стула и делаю несколько шагов по комнате. Необходимо рассеяться, от колонок с цифрами рябит в глазах. Да и проклятая головная боль не дает покоя.
Так каким же знанием обладал доктор Манолов?
Я подхожу к окну. Передо мной часть парка со знакомыми кирпичными зданиями и по-осеннему желтыми кронами деревьев. Сквозь них просматривается кусочек стадиона с зеленым полем и коричневой гаревой дорожкой. В одном из окон напротив на секунду мелькает силуэт женщины в белом, по асфальтированной аллее медленно ползет грузовик, набитый больничным скарбом. Институт живет своей обычной жизнью. Такой же, как и в дни, когда Женя работал здесь, а время бежало, отсчитывая часы и минуты, остававшиеся до катастрофы на дороге Кронсхавен—Юргорден.
Я представляю себе ту дорогу ночью. Вспоминаю разговор с симпатичным нахалом Брюге, его снимки, и во мне вспыхивает раздражение. Это верный признак того, что я упустил нечто важное. Нужно было еще о чем-то спросить его, а я этого не сделал.
Как ни стараюсь, не могу сообразить, что же я упустил. Видимо, придется встретиться с ним еще раз.
Откладываю дневники в сторону, достаю из кармана с десяток маленьких листочков и начинаю наносить отдельные имена, записывать факты и места событий. Потом раскладываю их в виде пасьянса, который, хотя чаще всего и не сходится, но зато помогает мне думать, наглядно показывая, что уже известно и как много еще предстоит выяснить.
Пасьянс не сошелся. Я собираю листочки и засовываю их в карман.
Вновь усаживаюсь за протоколы. Отмечаю малейшие отклонения, повторения опытов, Женины дополнения. Он считал их не больше, чем рабочими протоколами. Поля пестрят вопросительными и восклицательными знаками, разрисованы фигурками. Это не шифр, а просто его условные знаки: треугольниками отмечались повторения, кружками — результаты, показавшиеся ему интересными. Встречаются и записи, вызывающие невольную улыбку. В одном месте к примеру, он написал: “Разиня, где контрольные результаты?” Действительно, контрольные результаты не занесены в протокол. В другом месте встретилось такое обращение к Эмилии: “А сыворотка — того, скисла!!!”
В дверь стучат, и я слышу голос Велчевой:
— Коллега, вы не проголодались?
Я уже давно голоден, так что подкрепиться действительно не мешает.
Велчева ведет меня в институтский ресторан по аллее, с обеих сторон которой тянутся ухоженные клумбы с желтыми хризантемами, источающими горьковатый аромат осени. Мы беседуем о Софии, которая кажется мне теперь бесконечно далекой, о разных пустяках. Но втайне, наверное, каждый из нас думает о другом — о Манолове.
