— Я не держу, Лил.
Он повернулся к жене лицом и увидел, что она стоит у дальнего края стола, опустив руки на спинку стула. Он понимал, что ее поза говорит: «я выстою», «все как прежде». Но Хеймиш слишком хорошо знал жену, знал, что ей больно. Знал и то, что он, черт побери, ничего не может исправить. Как любит повторять доктор Хантли, век живи, век надейся. Но легче от его слов не становится ни Лил, ни ему.
Она уже стояла рядом с ним, мягко отодвигая его бедром. От кожи Лил сладко и грустно пахло молоком.
— Иди ложись, — сказала она. — Я скоро.
От ее наигранной веселости у Хеймиша кровь застыла в жилах, но он подчинился.
Жена не обманула, долго не задержалась, и он смотрел, как она смывает с кожи дневную усталость, надевает через голову ночную рубашку. Хотя Лил стояла спиной, Хеймиш чувствовал, как осторожно она расправляет ткань на груди, на все еще раздутом животе.
Она подняла глаза и поймала его за разглядыванием. С лица мигом исчезла беззащитность, Лил приняла оборонительную позицию.
— Что?
— Ничего.
Он сосредоточился на руках, на мозолях и ожогах от веревки, приобретенных за портовые годы.
— Я только думал о малышке на веранде, — сказал он. — Интересно, кто она? Так и не назвала своего имени?
— Говорит, что не знает. Сколько бы я ни спрашивала, только смотрит в ответ, ужасно серьезная, и говорит, что не помнит.
— Как по-твоему, она врет? Некоторые безбилетники чертовски хорошо врут.
— Хейм, — возмутилась Лил. — Она не безбилетник, она еще совсем крошка.
— Не злись, любимая. Я только спросил. — Он покачал головой. — Нелегко поверить, что она могла все забыть.
— Я уже слышала о таком, называется амнезия. Отец Рут Хафпенни получил ее, когда упал в шахту. Она бывает от падений и всякого такого.
— Думаешь, она могла упасть?
— Синяков я на ней не нашла, но ведь всякое бывает.
— Ладно, — сказал Хейм. Вспышка молнии озарила углы комнаты. — Завтра подумаю.
Он сменил позу, лег на спину и уставился в потолок. — Она не может быть ничьей, — тихо добавил он.
— Да. — Лил потушила лампу, погрузив комнату в темноту. — Наверное, кому-то ее ужасно не хватает.
Она перекатилась на другой бок, как и каждую ночь, повернулась к Хеймишу спиной, не впуская его в свое горе. Сквозь простыню ее голос звучал глуше.
— Но я вот что скажу: они ее не заслуживают. Ужасная беспечность, как можно потерять дитя?
Лил смотрела через окно: на заднем дворе две маленькие девочки бегали туда-сюда под веревкой с бельем и смеялись, когда прохладные влажные простыни шлепали их по лицам. Они снова пели очередную песенку Нелл. Песни — единственное, что не ускользнуло из ее памяти, она знала их множество.
