Я помнил. Стерлядь водилась в Песчаной, но только на самой глубине, и лов ее всегда был запрещен. Раньше по реке на небольшом баркасе ходила рыболовецкая артель, бравшая сетями довольно крупную рыбу. Обычно за ней всегда бегала целая ватага ребятишек, помогавших рыбакам вытаскивать из воды тяжело ползущую сеть и получавших за это право отбирать из улова мелкую рыбешку. Рыбаки разрешали нам брать и плотву, и красноглазых язят, и даже косарей с забавно вытянутыми спинами, но никогда не позволяли трогать этих странных треугольных рыбок с жадным маленьким ртом, вылитых акул-недомерков.
Потом река обмелела, засорилась лесом-топляком, и рыба постепенно исчезла. Вслед за ней исчезла и артель.
— Ты погляди… — я подобрал одну рыбку. — Сте-ерлядь.
— Уха из нее знаменитая получается, — сказал Сергей. — Опять же — костей нет. Сейчас мы ее в котелок…
— Слушай, — встрепенулся я. — Она же под запретом. Нельзя ее в котелок.
— Стерлядь-то? Три года как запрет сняли! Скоро в реке другой рыбы не останется, она всю икру сожрала. Хищная…
— Вот это да! — удивился я. — Ну и дела!
— Аномалия! — весело отозвался Сергей. — А ты говоришь — не бывает!
— Ну, это случайность, — недоверчиво возразил я. — Запретили отлов, вот и расплодилась.
— Случайность? — резко повернулся ко мне Сергей. — А чего ж это она в других реках не расплодилась? Нет, брат, аномалия!
Сказал — как точку поставил. Мне стало смешно и чуточку интересно. Я, конечно, тоже патриот своего города, и все же…
Но Сергей и не думал заканчивать этот разговор.
— Помнишь, ракушки собирали? — спросил он меня. — Такие плоские, с гребешками?
Я помнил, как не помнить. Бабушка моя этими ракушками все уток кормила.
— Так вот, в прошлом месяце леспромхоз государству двести десять граммов жемчуга сдал. Речного, из этих самых ракушек.
Жемчуг — это уже серьезно. Жемчужный промысел на Руси захирел столетия назад. А жемчуг из Песчаной…
Я внимательно посмотрел на Сергея. Он деловито собрал рыбу, пристроился у костра, где было посветлее и не ел глаза дым, и принялся ловко чистить рыбу. Лезвие ножа так и сверкало над дощечкой.
— Да не томи душу, — взмолился я. — Выкладывай, что знаешь.
— Геологи проверяли, — откликнулся он, — ничего особенного. Торф да глина. Я у них даже счетчик Гейгера попросил. Фон — самый что ни на есть обыкновенный.
— Может, вода какая особенная?
— Вода? Вкусная вода… Нет, и в воде ничего не нашли.
Он отложил нож в сторону, повернулся ко мне всем корпусом и негромко заговорил:
