Немного погодя мы уже упивались одуряющим запахом этого плода, и тут я узнал ее тайну.
— Ужасно пахнет, да? Говорят, что в Бразилии есть люди, готовые продать собственную жену ради одного такого фрукта, в Японии он стоит десять тысяч иен штука, но здесь вы можете купить его всего за двести. Дуриан называют королем фруктов.
— Королем?
— Да, а королевой зовется мангостан. Есть его гораздо легче, — заметил я и вдруг выпалил: — Скажите, вы кого-то ищете, да?
Своими ровными белыми зубами, красивее которых в мире еще не было, актриса отрывала ошметки кожицы плода. Мелькнул розовый кончик ее языка с прилипшей мякотью. Ее губы двигались словно живые существа, и я ощущал ее дыхание, смешанное с запахом дуриана. Один шотландский поэт как-то назвал дух дуриана «солнечным гноем» — видимо, впервые в жизни ощутив столь зловонное дыхание женщины. Едва я подумал об этом, как актриса неожиданно спросила меня:
— Вы видели, как улыбается ребенок?
Кусок дуриана застрял у меня в горле, и я с огромным трудом сдержался, чтобы не закашляться.
— Вы знаете, что младенцы улыбаются еще до того, как начинают видеть?
— А… — произнес я и разинул рот, как невоспитанный мальчишка.
Именно с этого момента и начались ее откровения, словно разговор об улыбке ребенка был прелюдией к ним.
Откровения, которые я пересказал слово в слово Мэт.
— Итак, определенно есть связь между улыбкой ребенка и ее целью путешествия в Сингапур — найти этого самого фотографа.
Мэт выслушала мой рассказ с интересом, попивая «Перье», слегка разбавленное коньяком.
— Именно так.
— И она говорит, что этот фотограф прячется где-то в сингапурских трущобах?
— Совершенно верно.
— А что, разве в Сингапуре есть такие места?
— А черт его знает. Но ради него я отвез ее на тот остров… Я сам впервые попал в такое место.
Судя по словам актрисы, тот фотограф сказал ей, что он стал носильщиком в Чайнатауне, так как хотел избавиться от преследований полиции и его старых товарищей по бизнесу. Еще он сказал, что, возможно, займется рыбной ловлей на каком-нибудь небольшом островке. Тогда я позвонил одному своему сослуживцу, который должен был знать все прилежащие острова, и спросил его, где еще местные жители промышляют рыбной ловлей. Мой приятель, голландец, расхохотался. Рыбной ловлей? Ох, не смеши меня, все близлежащие острова превращены в площадки для гольфа или в хранилища нефтеперерабатывающих предприятий. Единственное место, где еще осталось несколько рыбаков, — это остров Пулау-Секин. Там встречаются также «воскресные» рыбаки, поскольку большая часть местных жителей вынуждена все остальные дни зарабатывать себе на жизнь в городе.
