Юля, сидя за столом, с интересом изучала обстановку в номере: как живут, чем дышат, куда вещи складывают. Любопытство далеко не праздное и, отнюдь, не детское - самое что ни на есть бабье, с прицелом на будущее. Полынцев был аккуратным мальчиком: и тумбочка оказалась прибранной, и брючки, стрелочка к стрелочке, висели на стульчике, и носки...
Андрей открыл глаза в тот момент, когда Юля заглядывала под кровать.
- Кого потеряла?
- Носки, - вырвалось у нее автоматически.
- Зачем снимала?
- К тебе под одеяло хотела забраться, - пошутила она, разгибаясь.
- Прошу! - вытянул он руку.
- А зубы почистить?
- Обязательно! Только запомните, барышня, у меня никогда не воняет изо рта. У меня даже носки не пахнут, будь они хоть трижды ношены. Потому что я не вонючка.
- И где же они?
- Кто?
- Твои носки.
- В душе, в тазике.
- Молодец, чистюлька, - улыбнулась красавица. - А я думала по комнате разбрасываешь, - она поднялась со стула. - Собирайся, пойдем куда-нибудь, позавтракаем, а то я даже кофе утром не успела попить. К тебе, между прочим, торопилась.
- Слов нет, огорошила. Так это, подожди... а где Попов? В смысле, может, потом перекусим?
- Андрюша, - строгим учительским тоном произнесла Юля. - Даже если б твой сосед вообще сегодня не вернулся, а он сказал, что придет через час, у нас бы все равно ничего не получилось. Как ты себе представляешь - первый раз заявилась в гости, и нате вам? Кто я буду после этого? Быстро собирайся, пока злиться не начала.
Полынцев встал с постели, натянул спортивные штаны, достав из тумбочки туалетные принадлежности, направился в душ.
- На нет и суда нет.
Юля заметила над его пупком широкие, наложенные крест на крест, полоски медицинского пластыря.
- Это что? - с тревогой спросила она.
- Царапина.
- Тебя ранили?
- Ерунда, - махнул он рукой, открывая дверь. - Погремушкина вчера убили, вот где горе.
Юля осела на кровать. Слезы без всякого предупреждения хлынули ручьем. Ни после смерти Аркадия, ни после гибели Яны такой реакции не было. Почему же она проявилась сейчас? Другая ситуация? Или боязнь потерять близкого человека? Наверное, все сразу: и Погремушкин выглядел героем, погибшим от бандитских рук, а это выбивало слезу, и Полынцев казался, особенно после заточения в подвале, светом в окошке...
Южный ветер теплым языком облизывал соленые щеки, разгонял окутавшие сердце тучи. Настроение медленно снимало с себя черное платье, переодевалось в белое. Молодость брала свое, долго печалиться она не умела. Юля смотрела на жующего Полынцева и отгоняла от себя желание поухаживать за ним. Хотелось подать ему хлебушек, подставить тарелочку, насыпать сахар в чай, помешать ложечкой и если б не многолюдное уличное кафе, то, наверное, так бы и поступила. Но, увы...
