— Ты говоришь слишком много лишнего, моя радость. Разве я не упоминал, что обожаю молчаливых женщин? — Он засмеялся и потянулся за одеждой.
Лоллипоп уже начал выражать недовольство, что-то сердито лопотал и скребся в дверь.
— Я выпущу его? — спросил Брант, беря в руку кобуру.
— Как хочешь, любимый.
Брант поцеловал ее, коснувшись одной из обнаженных грудей. Его плоть вдруг снова налилась огнем желания.
— Попозже, — пробормотал он, — я выпущу его попозже.
— Хорошо, тогда положи хотя бы свой пистолет, ковбой!
— Ковбой? — Он засмеялся, вновь сбрасывая с себя одежду. — А ты пробовала заниматься любовью с ковбоем? Нет? Сейчас ты восполнишь этот пробел…
Раньше Гарнет без всякого календаря знала, какая пора на дворе. Живя в Новой Англии, не составляло никакого труда различать времена года. В Лонгорн Джанкшин сезонные изменения были почти не заметны. Наступившая осень совсем не изменила городок, только трава стала посуше и порыжее да листья на деревьях пожелтели. Осеннее солнце по-прежнему безжалостно палило землю, а ветры из прерии все так же гнали перед собой серебристую пыль.
— Помнишь бабье лето в Авалоне? — задумчиво спросила у тетушки Гарнет, глядя в окно. — Какие там яркие краски, не правда ли?
Дженни штопала носки Сета. Вся одежда дядюшки нуждалась в починке.
— Резкий контраст, не так ли?
— Я хочу домой, тетя! — От этого неожиданного вскрика Дженни вздрогнула.
— Дорогая моя, ты же знаешь, что сейчас это невозможно. Путь очень долог, и зима опередит нас. Постарайся поправиться поскорее, и весной мы сможем вернуться домой. А сейчас лучше без необходимости не рисковать.
— Знаешь, иногда мне кажется, что тебе понравилось жить в Техасе, тетя Джен, — хмуро сказала Гарнет.
Дженни улыбнулась:
— Не произноси это как обвинение в измене. Есть на земле места и получше, я согласна, но ведь есть и гораздо хуже. Не воспринимай все так остро, Гарнет. Будет легче, если ты примешь наше пребывание здесь как неизбежную реальность.
— Это же будет капитуляция.
— Нет, примирение, — поправила Дженни. — Единственное возможное поражение — смерть, но тебе, к счастью, до нее далеко. Доктор Уорнер сказал, что здоровье твое значительно улучшилось, хотя о моральном состоянии, конечно, этого не скажешь.
— Да что он знает? Я стала поправляться от этой простуды еще до того, как дядя Сет попросил его взглянуть на меня.
— И все же изготовленный им тоник помог тебе, — настаивала Дженни, ни на мгновение не прерывая своего рукоделия. — Он не согласился с диагнозом доктора Форбса относительно твоего состояния.
