Части, вызывавшей ненужные воспоминания о том, что было когда-то в жизни что-то большее, чем эта бутылка и погоня за забвением. Любовь. Уважение. Идеалы. Надежда. Дружба. Чувство своего места. Удовлетворение. Оптимизм. Даже воображение. Все это таяло одно за другим — или ампутировалось обстоятельствами.
А черт с ним со всем, — мелькнула мысль, и он с жалкой полуулыбкой откинулся на спинку кресла. Тыкаться носом в кучу дерьма, которой стала уже давно его жизнь, всего лишь одна из неприятностей, которые надо терпеть, если хочешь продолжать быть бергманским хирургом. Одно из неудобств. И дело не столько в желании быть им, сколько в полной невозможности представить себе, как это — перестать им быть. Именно то, что развалило его жизнь, и оправдывало ее — ирония, которую он полностью осознавал. Иногда это бывало даже смешно — шуточка вроде резинового костыля или взрывающейся анальной свечки.
Но все равно места вроде этого буфета бывают опасны. Всепроникающая, специфическая атмосфера больницы, люди вокруг — тысяча разных вещей может вызвать неспокойные призраки прошлого. Заранее не скажешь даже, что именно. Это может быть голос, лицо, жест, запах или просто постоянные резкие напоминания, что ему теперь нет места среди бывших коллег. Ему теперь нигде нет места, и иногда такие ситуации бросали его в беспомощный дрейф где-то между прошлым и настоящим.
Ну, так вот еще одна причина выпить.
Я думаю, доктор, необходимо усилить анестезию, — сказал он себе, опрокидывая бокал.
Ухо выхватило фрагмент разговора откуда-то из-за спины — кто-то отметил, как он усердно пьет, и чья-то добрая душа предположила, что это, может быть, из-за женщины.
Уже нет, — ответил он про себя, — и вряд ли еще когда-нибудь.
Но напоминание отбросило его мысли лет на десять назад, и в пустом кресле напротив соткалась из воздуха высокая, худая, зеленоглазая женщина с кожей и волосами такой белизны, что могла бы сойти за альбиноску.
Он закрыл глаза и опрокинул бокал. Виски булькнуло, как вода.
Но воспоминаний не смыло…
Снова после восьмилетней разлуки они сидели за столиком в ресторане.
Элла Прайм упивалась всем — тихая музыка, свечи и вино. Беспорядочное мигание старых электрических ламп, прыгающее между ними. И воспоминания.
Как много воспоминаний! Они толпились вокруг стола, напирая на плечи и нашептывая; лучшие друзья и самые непримиримые враги тех двоих, что пришли сегодня вместе посмотреть, что осталось от погибшей любви.
