— Отлично.
— Я только возьму ключ.
Он вышел ждать на тротуар. Солнца не было. Матовое жаркое марево, баня застойного воздуха. Он снял синий блейзер и перекинул его через локоть. Она вышла к нему с сумочкой в руке. Еще один обмен осторожными улыбками.
— Вы первая не заморенная жарой из тех, кого я сегодня видел.
— Да? Чистейшая иллюзия.
Они поднялись к Ист-Хит-роуд, перешли через улицу и по траве направились к прудам. На работу она должна вернуться в понедельник; в издательстве она всего лишь девочка на побегушках. Он знал о ней больше, чем она думала, ознакомившись со сведениями, собранными, когда она временно пребывала под подозрением. Двадцать четыре года, специалист по английскому языку, даже издала книгу детских рассказов. Ее родители развелись, мать живет в Ирландии, замужем за каким-то художником. Отец — профессор в Йоркском университете.
— Не представляю, что я могу вам сказать.
— После возвращения вы виделись с Питером Филдингом?
Она покачала головой.
— Только говорила по телефону. Он в деревне.
— Это формальность. В сущности, просто разговор.
— Вы все еще?..
— Топчемся на месте. Более или менее. — Он перекинул блейзер на другую руку. Идти и не потеть было невозможно. — Я не совсем уверен, как давно вы знакомы с Филдингами.
Шли они очень медленно. Он сказал совершенную правду — пусть и желая намекнуть, что ему нравится ее платье, - но она в своем белом ситце действительно словно не поддавалась жаре. Такая миниатюрная, изящная, шестнадцатилетняя на вид. Однако в чем-то опытная, совсем не по-шестнадцатилетнему, уверенная в себе вопреки той первой минуте видимого смущения. Сексуально привлекательная молодая женщина, хранящая запах томных французских духов, которая избегала его глаз, отвечая либо земле, либо деревьям впереди.
— Только в течение этого лета. Три месяца, то есть с Питером.
— А с его отцом?
— Раза два-три мы ездили в величественное баронское жилище. Был званый вечер в лондонской квартире. Иногда обед или ужин в ресторане. Вроде последнего. Я же была просто подружкой его сына. И, честно говоря, совсем его не знала.
— Он вам нравился?
Она улыбнулась и немного помолчала.
— Не очень.
— Почему же?
— Тори. Меня воспитывали не в том духе.
— Справедливо. И ничего больше?
Она со смешком посмотрела на траву.
— Я как-то не представляла, что вы будете задавать такие вопросы.
— И я тоже. Импровизирую.
Она бросила на него удивленный взгляд, словно не ожидала подобной откровенности, потом снова улыбнулась. Он сказал:
