В очередной раз я перечитал все, что он написал, благо собрание сочинений было полным. Ничего интереснее до этого читать мне не приходилось.
Даже жадное внимание, с которым я зачитывался этими книгами в детстве, несколько бледнело перед этими часами полными обсуждений и споров. Впрочем, прошлое всегда тусклее настоящего. Но пришел момент, когда последний том был закрыт и поставлен на место.
А потом зародилось подозрение – смутное, едва уловимое, не имеющее под собой реальной основы. В третий раз эти романы и рассказы неистово вторгались в мою жизнь. В третий раз они с неестественной отчетливостью соответствовали моей душе – до неузнаваемости изменившейся за двадцать с лишним лет. Лучше чем признанные мастера, сильнее классиков и звезд современности, он – этот "самобытный, но отнюдь не гениальный" писатель заставлял меня лихорадочно перелистывать написанные им страницы. Каждый раз в его книгах было именно то, что я искал в жизни и на бумаге. Каждый раз в них находили место мои тревоги и надежды, сомнения и вопросы. Словно там, за этими чуть тронутыми желтизной листами скрывался чуткий, выросший со мной друг, знавший меня так хорошо как я сам, если не лучше. И чем больше я об этом думал, тем невероятнее казалась сила этих страниц. Таких книг не могло, не должно было существовать. Книги детства не могут взрослеть вместе с тобой до бесконечности – в какой-то момент они превращаются в лучшем случае в ностальгическую отдушину. Книги не меняются, меняются люди. Но эти книги взрослели вместе со мной! Придя к такому странному выводу, я внутренне улыбнулся. Такого просто не могло быть. А было другое – великолепный, отмеченный "искрой божьей" автор, незаслуженно обойденный судьбой и лишенный достойного признания.
С тех пор я иногда, почти не глядя, брал один из томов, открывал в любом месте и читал несколько страниц, вновь испытывая это ощущение доверительной беседы. А потом наступил поворотный момент. Запутанная ситуация на работе набухая и разрастаясь словно внезапно появившийся нарыв стремительно приближалась к развязке. Клубок интриг и досадных недоразумений заставлял думать о себе по вечерам, нарушая тот строгий баланс, который я установил раз и навсегда еще в начале карьеры. Мрачный, поглощенный мыслями об окружавших со всех сторон подвохах, я не мог по-настоящему сосредоточится ни на чем кроме этой цепочки гнетущих событий.
В один из таких вечеров, когда унылый дождь за окном только усиливал сумрачное настроение, я подошел к полке и привычно взял синюю книгу.
