Пальцы пробежали по клавиатуре.
deep Ввод.
И бешеная радуга, порождение нечаянного гения Димы Дибенко, вспыхнула на экранах виртуального шлема.
Всё дело именно в ней, в дип-программе. В этих хаотичных переливах цветов; разгорающихся и гаснущих звёздах; радужных каплях, расплывающихся по экранам, будто брызги бензина на воде. Без неё глубина мертва. Только дип-программа превращает схематичный виртуальный мирок в осязаемую и убедительную реальность. Никто до сих пор не смог объяснить, как взаимодействуют с сознанием и подсознанием цветные блики на экране, почему дип-программа работает на любых компьютерах и почти любых видеокартах, почему домысленные детали виртуального мира так похожи у людей любого возраста, пола и культуры. Выпущены в свет тысячи монографий и популярных книг, бодро шлёпаются статейки в газетах и журналах, в академических лабораториях и секретных лабораториях велись и ведутся эксперименты…
Всё тщетно. Есть дип-программа, которая работает. Есть программы, порождающие практически ту же картинку на мониторе, но не дающие эффекта. И никто не в силах объяснить, почему работающая только со зрением дип-программа великолепно действует на дальтоников, но бесполезна для людей с врождённой глухотой.
Глубина…
Первый миг — самый трудный. Я встаю с кресла, уже не связанный путами кабеля. Смотрю налево, направо…
Комнатка дешёвого отеля. Можно даже сказать обиднее — комнатка совковой гостиницы. Койка, тумбочка, гардероб. Стол с компьютерным терминалом, крутящееся кресло — единственная деталь, не укладывающаяся в аскетичный интерьер. Дверь, на ней — почтовый ящик, рядом — заботливо приготовленная мусорная корзина. Окно, за ним улочка, пустынная и унылая.
— Привет, — говорю я.
Глубина молчит. Ну и не важно. Мы не гордые.
Зачем я здесь? Именно сейчас — зачем? Когда Вика, только что пришедшая с работы, возится на кухне с обедом для гостей — не только её, но и моих гостей, между прочим. Когда свободного времени — полчаса… чёрт, а ведь таймер так и не поставил…
Она ведь ждала, что я ей помогу. Отмахнулась от ритуально предложенной помощи, но ведь ждала. Сознавать, что поступаешь как сволочь, обидно. Но это уже почти привычная самообида. Сладенькая и мерзкая, как страдание мазохиста.
— Полчаса. — Я словно приказываю себе. — Нет, четверть часа.
Открываю почтовый ящик, проверяю накопившуюся почту. Десяток рекламных листков, пачка газет, три письма. Ничего важного.
Но зачем-то же я нырнул?
