Няня Тома усваивала свой курс обучения с большим трудом; казалось, что у неё обе руки левые, а головы нет вообще, — поэтому миссис Браун держала её у себя дольше, чем других, в надежде, что она потратит весь свой запас неуклюжести и забывчивости там, где её не будут слишком строго судить и наказывать за это.
Так вот, с раннего утра и до самого вечера, когда Чарити могла поквитаться с ним, мoя его холодной водой перед тем, как уложить спать, они с Томом были на ножах. Физическая сила была ещё пока на стороне Чарити, но зато она не могла тягаться с ним там, где нужно было работать головой. Эта война за независимость начиналась каждое утро, когда Чарити сопровождала своего подопечного на ферму по соседству, которая поставляла Браунам молочные продукты, и где Тому, согласно желанию его матери, положено было пить сыворотку перед завтраком. Том ничего не имел против сыворотки, но ему очень нравился творог, который считался нездоровой пищей и поэтому был запрещён. Однако редко выдавалось такое утро, чтобы он не умудрился ухватить полную горсть творога, несмотря на все старания Чарити и фермеровой жены. Эта добрая душа была тощая угловатая женщина, которая носила на макушке старую чёрную шляпку с завязками, болтавшимися по плечам, и платье, подоткнутое через карманы. В своих деревянных башмаках на высокой подошве она со стуком ходила по двору, маслодельне и сыроварне. Чарити приходилась ей не то племянницей, не то ещё какой-то родственницей, и поэтому могла свободно передвигаться по дому и саду. Она не могла побороть искушение пойти поболтать и пофлиртовать с наследником этого дома — отъявленным бездельником, который никогда не занимался делом, как положено. Как только Чарити находила своего кузена или ещё какое-нибудь занятие, Том удирал, и через минуту из маслодельни доносились визгливые крики: «Чарити, Чарити, где тебя носит, растяпа?» А Том улепётывал со ртом и руками, полными творога, и находил убежище на тряской поверхности большого чана с навозом посреди двора, нарушив при этом покой больших свиней. Здесь он был в полной безопасности, потому что ни один взрослый не мог добраться до него, не увязнув по колено; а несчастная Чарити слушала, как тётка в маслодельне чехвостит её за то, что она «увивается за нашим Вильямом, вместо того, чтобы смотреть за Мастером[34] Томом», и пыталась выманить Тома из навоза сначала угрозами, потом уговорами и лестью, в то время как навозная жижа поднималась всё выше по его ботинкам и угрожала запачкать чулки, за что Чарити наверняка влетело бы от горничной хозяйки.
