Он понял, что парикмахер все еще держит зеркало.
— Порядок, — сказал он небрежно.
Зеркало легло на столик лицом вниз, фальшивую нейлоновую мантию убрали. Вдоль воротника пошла елозить метелка, напомнившая ему бескостные запястья джазового барабанщика. Шшш, шшш. Разве не вся жизнь еще впереди?
Парикмахерская была пуста, радио по-прежнему липко подвывало, и все тот же человек у него за спиной спросил, наклонившись к нему и понизив голос:
— На уик-энд что-нибудь желаете, сэр?
Он хотел ответить: "Мне, пожалуйста, билет на поезд до Лондона, визит к Видалу Сассуну, пачку сосисок для барбекью, ящик эля, несколько травяных сигарет, музыку для притупления мыслей и женщину, которой я действительно дорог". Но вместо этого он сказал, тоже почему-то вполголоса:
— Пачку ”фезерлайта”, пожалуйста.
Уступив-таки наконец парикмахеру, связав себя с ним узами сообщничества, он вышел на светлую улицу навстречу уик-энду.
Прежде чем отправляться, он зашел в ванную, ослабил крепление зеркальца на кронштейне, перевернул его с бритья на косметику и вынул из туалетного пакетика ножницы для ногтей. Первым делом укоротил несколько длинных жестких волосков, торчавших из бровей, потом чуть повернулся одной и другой стороной, высвечивая то, что росло у него в ушах, и раз-другой щелкнул. Слегка удрученный, задрал нос и осмотрел туннельные жерла. Ничего сверхдлинного не обнаружил; на данный момент порядок. Намочив уголок фланелевой тряпочки, проехал за ушами, как по бобслейным желобам из хряща, и напоследок потыкал в скользкие от серы гроты. Когда он взглянул на свое отражение, уши у него из-за этих процедур были ярко-розовые, как у испуганного мальчика или у студента, робеющего перед поцелуем.
Как следует называть остающуюся на влажной фланельке белесую субстанцию? Он называл — ушная перхоть. Может быть, у врачей есть какой-то точный термин. Кожное заболевание грибкового типа, ушной аналог микоза ступней? Не похоже — за ушами сухо. Так что сойдемся на ушной перхоти; может быть, у каждого есть для этой штуки свое личное наименование и общего термина даже не требуется.
Странно, что никто не подарил нового названия творцам наших зачесов, укладок и завивок. Были цирюльники, потом парикмахеры, потом мастера модельной стрижки. А теперь? «Стилисты»? Фальшивый шик. «Скальпторы»? Хохмачество. Как и фраза, которую он теперь иногда произносил, обращаясь к Элли. "Пошел шевелюриться у Барнета", — объявлял он. "Шевелюры Барнета". Так назывался салон, где он стригся.
