Слава на двоих | страница 49



Специалисты называли в числе наиболее вероятных победителей четырехлетних жеребцов Бляу-Принца под опытным жокеем Страйтом, Новалиса, на седле которого был Климша, и Прунку с лучшим немецким жокеем Алафи, а советские молодые лошади всерьез не принимались.

И вот старт. Дождь — холодный, крупный — лупил, как сто хлыстов. Зябнут лошади и оттого стараются вы­рываться, делаются более впечатлительными, раздражен­ными и непослушными; зябнут и жокеи, поводья выскаль­зывают из их окоченевших рук, и потому то одна, то дру­гая лошадь проявляет своеволие, норовя развернуться и убежать в теплую конюшню.

Началась скачка после долгих проволочек, лошади размесили и без того раскисшую дорожку, отчего особен­но пострадал Графолог: увязнув одной ногой в грязи, он припоздало снялся со старта и оказался замыкающим.

Анилин и Бляу-Принц с первых метров начали спор за лидерство и шли ухо в ухо. Полкилометра от старта надо скакать в гору по тяжелой мокрой дорожке, но у Бляу-Принца сил поддерживать заданный Анилином темп хватило только на двести метров, а затем он сдал­ся и стушевался в общей группе. Однако его соконюшенник Прунк решил поддержать престиж немецких скаку­нов и отчаянно бросился вперед. Он шел пространным, ровным и замечательно свободным махом, многим пока­залось на трибунах, что так он и закончит скачку, но вскоре кончился, даже и не приблизившись к развевавше­муся на ветру черному хвосту Анилина.

Трибуны встретили его сдержанными, вежливыми хлопками, слышались охи и ахи, раздосадованные выкрики, только один какой-то болельщик завопил в истошной радости: видно, поставил в тотализаторе на всякий слу­чай на эту «темную лошадку» и вот теперь схватил шаль­ное счастье.

А Графолог времени даром не терял — наверстывал упущенное и, пока немецкие лошади расходовали силы в борьбе с Анилином, спокойно и уверенно выправлял по­ложение. Конечно, до Анилина палкой не докинуть, но за второе место можно похлопотать. Хоть на шею всего, но опередил Новалиса и был, таким образом, со вторым при­зом.

На следующий день одна западногерманская газета написала: «Анилин блестяще выиграл тридцатипятиты­сячный приз, и его победа настолько легка, что он просто прогулялся по скаковому полю».

Очень правильно написано—«прогулялся»: Анилин выигрывал почти всегда настолько легко, что позволял себе во время скачки баловаться, например, крутить хво­стом или шлепать губой... Не от дурных манер это, а от избытка сил и энергии. Он мог позволить себе всяческие вольности: выиграть скачку «с места до места», принять старт последним и переложиться, когда хочешь, на первое место, а то, поиграв на нервах болельщиков, взять и вы­играть «концом», у самого финиша. Ну, разумеется, не сам по себе—по воле Насибова: конный спорт—един­ственный, где слава делится поровну на двоих, на всад­ника и лошадь. А в том, что лошадь эта оказалась способ­ной добыть вторую половину славы, заслуга многих спе­циалистов, не одного лишь жокея. И Насибов, когда пос­ле их очередной победы на зарубежном ипподроме подни­мался в небо алый стяг Родины и исполнялся Гимн Совет­ского Союза, с признательностью вспоминал и начкона Валерия Пантелеевича, и заводских зоотехников, и бес­предельно любящих свое дело конюхов—благодаря их совместным усилиям удалось ему заполучить наконец за­ветного высококлассного скакуна.