Вот он на полном ходу повернул за угол дома, и в ткань его живота мягко и плавно, скрежанув о кость позвоночника, вошел обыкновенный столовый нож.
Раджик положил руки на плечи стоящему впереди человеку, вдохнул во весь объем легких, нож шевельнулся где-то внутри, спеленал тело судорогой боли, тошнота и слабость ввалились в мозг, и Раджик слабо оттолкнул незнакомца, удивился его светло-зеленым глазам и стал медленно оседать на покрытый ледяной корочкой асфальт.
Он лежал с закрытыми глазами, а тот случайный человек бежал по улице утопающего в кровавом закате города, издавая обыкновенный нечеловеческий крик последнего на земле сумасшедшего. ...А я сидел на стуле и при горящей лампе рассказывал убитому Раджику никому не нужную историю из жизни несуществующей москвички.
Паучара.
Это было давно. Тогда Москвичка ещё не могла быть москвичкой, она училась в большом приморском городе и страдала от невзаимной любви. Но страдание в конце-концов прошло, а жить стало негде, потому что несчастная любовь заставила её забросить учебу. Страдая, москвичка встретилась с хорошими людьми, которые свели её со славным альтруистическим человеком Валентин Семенычем Орловым. Он давал приют многим неприкаянным натурам и был тот самый паучара, который между прочим, не пил кровь и не хотел плести сети. Он их и не плел. И назван паучарой только потому, что позже ассоциировался у москвички с пауком. Сорока девяти лет, среднего роста, он часто бывал в разъездах, любил погружаться под воду, фанат марикультуры, большой почитатель музыки и литературы, дружеских бесед. Он носил длинные волосы и демократическую бородку с усами и был всегда внутренне напряжен, сухощав и жилист. К прочему, у него была очень сложная судьба, истеричное детство и несколько жен, о которых он всегда отзывался с теплым чувством.
Можно было бы живо нарисовать этот, в общем-то редкий для тех времен тип, описать его хождения по мукам, войны с бюрократами, обозначить душевные поиски и жизненные перипетии, набросать характеристики быта, привычек и поведения. Но я не стану этого делать, твердо знаю, что в неведомой глубине Паучара несчастный страдающий человек. Он ориентировался на добро. Страдал от скуки и убожества окружающего. Желал жить по законам совести и частоты. Поняв, что для русского не подходит индийский индивидуализм, он не стал фанатом агни-йоги или учения Кришны. Попробовал и не вышло. Он попросту имел представление о человеке добра и старался соответствовать своим идеалам.
