Максим поведал об унижениях, о неблагодарности, о рабстве ради могущества. Для чего он нам это рассказывал? Зачем приехал? Мы его понимали, в каждом из нас сидел Максим, так же, как в нем прятался каждый из нас. И потому мы ждали реакции Кузьмы Бенедиктовича на последние слова Максима: "Я теперь не как все. Я могу теперь сделать больше, чем мог бы, оставаясь Макси. Как и всем вам, мне нужна истина, цель, помогите мне и я на своем пути сделаю многое. Убейте во мне тоску бессмысленного бытия. Я не хочу умереть, имея только должность и нажитое, я хочу взять от вас и помочь вам."
Все сочувствовали ему, кроме беззубого Раджика, который вертел головой и хлопал широкими мутными глазами. Его всегда тревожило присутствие Леночки, и ещё он мучился пониманием, что его отец - не его отец, который по-отцовски относится ко многим, а ему, сыну, говорит лишь бренности и привлекает таскать трупы. Раджик испуганно смотрел на Максима, раболепно на Леночку и побито на Бенедиктыча, он был похож на старика с детскими глазами.
- Садись, - пригласил Кузьма Бенедиктович и согнал Леночку с кресла, я телепат, Максимушка. Вспомни денек из своей жизни, а я угадаю. Уйду и угадаю.
Мы разочаровались таким финалом, Кузьма Бенедиктович вошел в привычную роль и свел напряжение на нет, а мы привыкли получать дозы умопотрясений. Максим подчинился и в недоумении ждал результатов опыта.
- Закрой, Максимушка, глаза, денек один. Свою работу, людей, разговорчик.... - И убежал в соседнюю комнату.
Естественно, вновь ничего определенного не вышло. Угадывания Кузьмы Бенедиктовича кончились всеобщим смехом и шутками. А когда Максим вернулся к своим проблемам, Кузьма Бенедиктович между прочим бросил:
- Поживи, подыши калужским воздухом, капитан. Пока в отпуске, нужно отдыхать, поговорим еще.
Максим хлопал глазами, А я знал, что Кузьму Бенедиктовича занимает драка после чтения романа, и вообще, он хотел уединиться со мной, чтобы можно было забыть надоевший сюжет и на закате солнца выкурить нам по трубочке за разговором о величии и мудрости жизни.
* * *
Веефомит полюбил жить бодро. Он часто теперь напевал:
"Барыня речка, сударыня речка,
Просыпайся ото сна!"
Дальше он не помнил, но это его не смущало, он пропускал строчки и кричал про себя: "Лед пошел с утра! Я кричу реке: с ледоходом вас, с ледоходом!"
И после такой разминки у него целый день было прекрасное настроение.
Вот и сегодня Веефомит шел в баню с ощущением ясности жизни. И оно воспринималось отстраненно, так, если бы он умер, а люди и звери продолжали бы жить. И он был благодарен судьбе за такое вот состояние. Ему теперь все интересно, он многое подмечал, выделял детали и легко пренебрегал общим. Как сторонний наблюдатель, не поддавался эмоциональному и сентиментальному. Порой пожалеет кого-нибудь, но так же, как пожалел бы лопнувший вант в механизме. Он жил, будто его пригласили участвовать в грандиозном спектакле, но не дали никакой роли. И ему, независимо от реплик, было любопытно наблюдать игру остальных. Особенно нравилось предугадывать "движение масс", выделяя основы и причины этого движения. Не пренебрегал он и единичными судьбами. Но не мог не замечать, что каждая роль вливается в то или иное "движение масс". И он гордился своим умением определять потолки и рамки. В нем раскрылось юношеское любопытство натуралиста, и он подолгу классифицировал, соотносил, разграничивал, не задаваясь обобщающимися выводами.
