— И никакой жонглер тут ни при чем, Лу, просто это твой выбор. В этом вся разница.
— Я же не могу разорваться, Рут. Если тебе нужна помощь по дому, то, как я тебе уже много раз говорил, скажи только слово, и мы в ту же минуту наймем няньку.
И понимая, что сам же усугубил ситуацию, приготовился к неизбежному взрыву, чуть было не добавив под нарастающие вопли Пуда: «И я обязуюсь с ней не спать!» Так он отвел бы от себя удар.
Но удара не последовало. Напротив — она словно сжалась, сникла и, покинув поле боя, поспешила к ребенку.
Нащупав пульт, Лу нацелил его, как пистолет, на телевизор и сердитым щелчком выключил его. Потные, затянутые в эластик бабы сначала сократились в размерах, превратившись в световое пятнышко в середине экрана, а потом и вовсе исчезли.
Он притянул к себе тарелку с яблочным пирогом и стал отщипывать от него кусочки, недоумевая, как быстро, стоило ему только переступить порог, началась эта ссора. Окончится она тем же, чем обычно кончались все ссоры: он ляжет в постель, а она будет уже спать или притворяться, что спит, и не пройдет и нескольких часов, как он проснется, усталый, невыспавшийся, примет душ и отправится на работу.
Он вздохнул и только тут, за собственным вздохом, различил уже не плач Пуда на мониторе, но потрескивание прибора. Он уже собирался его выключить, но, услышав какие-то новые шумы, прибавил звук. Кухню заполнили приглушенные рыдания Рут, и сердце у него защемило.
— И вы отпустили его? — ворвался в мысли Рэфи мальчишеский голос.
— Что? — Рэфи мигом стряхнул с себя задумчивость и вновь обратил внимание на сидевшего через стол от него подростка.
— Я говорю: и вы его отпустили?
— Кого?
— Того, богатенького, в шикарном «порше». Он превысил скорость, а вы его отпустили.
— Нет, не отпустил.
— Отпустили! Ни прокола ему не влепили, ни штрафа, ничего. Просто дали ему уйти. Вот всегда так с вашим братом — только богатых защищаете. Был бы я на его месте, вы бы меня в тюрьме сгноили. Я всего лишь индейку эту несчастную в окно бросил, так в участке уже целый день сижу. И не в будни — в Рождество, и вообще.
— Прекрати скулеж, ты прекрасно знаешь, мы ждем твою мать, а то, что она не торопится, — не моя вина.
Паренек нахохлился и замолчал.
— Итак, вы поселились здесь недавно. Вы приезжие?
Паренек кивнул.
— А где вы с матерью раньше жили?
— В Жопин-сити!
— Очень остроумно, — съехидничал Рэфи.
— Нет, вы скажите все-таки, почему вы этого, в «порше», мигом отпустили, — наконец прервал молчание паренек: видно, в нем возобладало любопытство. — Струсили или как?
