— Я думал, ты с детьми поужинаешь, — сказал он, последив за ней несколько минут.
— Я и поужинала, — сказала она с набитым ртом.
— В таком случае зачем есть опять? — Он посмотрел на часы. — Почти одиннадцать. Не поздновато ли для ужина, а?
— Ты же ешь в это время. — Она нахмурилась.
— Но не я жалуюсь, что толстею, после того как съедаю два ужина, да еще с пирогом! — хихикнул он.
Она проглотила то, что было у нее во рту, но уже с ощущением, будто глотает камни. Эти слова вырвались у него невольно, он не хотел ее обидеть. Он никогда этого не хотел, но тем не менее обижал. После долгого молчания, за время которого гнев Рут поостыл, а аппетит восстановился, Лу присел к ней за стол. За окном к холодному стеклу приникла темнота, ждущая, что ее впустят внутрь. А за ней, на той стороне бухты, как рождественские электрические гирлянды, свесившиеся с темных ветвей, миллионами огней сиял город.
— Странный выдался денек, — наконец проговорил Лу.
— Чем странный?
— Не знаю. — Он вздохнул. — Чудной какой-то. И чувствую я себя как-то не очень.
— Как и я все эти дни, — с улыбкой сказала Рут.
— Наверно, я заболеваю. Что-то мне… не можется.
Она пощупала его лоб.
— Жара у тебя нет.
— Думаешь? — Он изобразил удивление, а потом и вправду его почувствовал. — А кажется, что есть. Это все из-за того парня на работе. — Он покачал головой. — Странный тип.
Рут, нахмурившись, внимательно глядела на него: неумение объясниться было ему несвойственно.
— Поначалу все складывалось как будто хорошо. — Он поболтал вино в рюмке. — Я познакомился у входа в офис с неким Гейбом, бродягой, впрочем, не уверен, он, кажется, сказал, что у него есть крыша над головой, но при этом он сидел на улице и просил милостыню.
Тут раздались сигналы «электронной няньки», потому что Пуд начал подавать голос. Вначале это было лишь сонное кряхтенье. Однако Рут тут же опустила вилку и нож, а тарелку с недоеденным ужином отодвинула в сторону — и замерла с единственным желанием, чтоб звуки эти прекратились.
— Так или иначе, я угостил его кофе, и мы разговорились.
— Очень мило с твоей стороны, — отозвалась Рут. В ней встрепенулся материнский инстинкт, и все, что она слышала теперь, был голос ее ребенка, так как сонное покряхтывание и постанывание прекратились и уже перешли в полнозвучный плач.
— Он показался мне странно похожим на меня, — смущенно продолжал Лу, — и разговор у нас вышел странный: мы обсуждали обувь. — Он засмеялся, вспоминая, как это было. — Этот парень помнил, во что был обут каждый, кто входил в здание, и я его нанял на работу. Нет, не я, конечно, я позвонил Гарри и…
