Рассказы о товарище Сталине и других товарищах | страница 29
Уважающий Вас Илья Суслов.»
Я вышел на улицу и бросил письмо в почтовый ящик.
— Илья, — сказала мне бледная начальница, — вас вызывают в райком партии. К секретарю. Что вы еще натворили?
— Чего это они? — сказал я. — Я беспартийный.
— Раз вызывают, надо идти, — сказала начальница.
Я пошел.
В райкоме милиционер проверил мою фамилию, посмотрел в список и пропустил наверх. Секретарь райкома оказалась женщиной. Такая блондинка с шестимесячной. Мы разглядывали друг друга.
— Вы писали письмо в Центральный комитет партии? — вдруг спросила она.
— Э-э-э..., — сказал я, — в каком смысле?
— В простом смысле. Вы писали письмо товарищу Суслову?
— Суслову?
— Ну что вы, — мягко улыбнулась она. — Я же вас не съем. Суслову.
— А, Суслову! Суслову писал.
— Отчаянное, надо сказать, письмо.
— А почему, собственно, вы меня вызвали? Я ведь Суслову писал.
— Ну вы же понимаете, что товарищ Суслов не сможет вас принять. Вот меня и попросили с вами поговорить.
— А почему бы, кстати, ему меня не принять? — немного наглея, спросил я. — Я ведь не заразный.
— О-о! — сказала она. — Вы этот тон оставьте. Вы не у тети Вали на именинах.
— Хорошо, — сказал я. — Так как там с комнатой? Куда приходить за ордером?
Она внимательно на меня посмотрела. Лицо ее было холодным и строгим.
— Вы знаете, что у нас была война? — спросила она. — Вы знаете, сколько людей у нас еще живут в подвалах и бараках? По шестнадцать человек в комнате живут. А вас всего трое.
— Вы тоже в бараке живете? — спросил я. — Может, в подвале живете?
Она изумленно откинулась в кресле.
— Суслов, — сказала она. — Я ведь хотела по-хорошему. А вы опасный человек!
— Почему же я опасный? — сказал я. Меня уже несло. Паршивый мой язык уже молол то, за что его давно следовало бы откусить. «Чтоб ты откусил себе язык!» — всегда просила мама. — Я не опасный. Я любопытный. Вы когда в Москву приехали?
— А это уж вас совсем не касается!
— Ну почему же? Вот вас же касается то, что я написал Суслову. А я, знаете, родился в этом городе. И всю жизнь здесь прожил. Это мой город. Я знаю здесь каждую улицу, каждый проходной двор. Я здесь учился. Я здесь работаю. И родители мои здесь всю жизнь прожили. И проработали. А двери себе, обычной двери, отделяющей одного взрослого человека от другого, мы не заработали. Как же это? А вы приехали...
— Суслов, — со смехом сказала она, — вы со мной разговариваете, как с оккупантом!
Я посмотрел на нее с огромным изумлением. Клянусь, такая мысль не приходила мне в голову!