— Отставить! Левой, два, три, четыре!
«Девушка, как хорошо на улице. Ярко светит солнце. Пойдем погуляем? Девушка, не говори «нет»! Радостно веет ветерок, играя твоими локонами…»
— Отставить! Чудовищно! Все сначала! Это же не песня, а стон сифилитиков! Стадо быков!
«Кокетство в твоих русых локонах, твои очи, милое дитя, так прекрасны…»
Теперь батарея начала в одной тональности, за исключением нескольких солдат, совершенно не имевших музыкального слуха, но их голоса терялись в общем хоре. Некоторые не понимали, что отдельные такты нужно чередовать с паузами. Во время этих пауз они продолжали петь.
Сначала Вошер громко кричал текст. Затем перешел на жест. Взмахом рук он показывал, что начинается новая строфа.
«Девушка, дай мне руку, приди ко мне, пока есть время. Перед нами вся страна и весь мир. Дом и двор, деньги и имение — все иллюзорно, все обманчиво. А у солдат хватит здравого смысла и мужества…»
При слове «страну» рука Вошера указала вдаль.
Перед строкой со словом «дом» он махнул рукой на ближайшее строение. Деньги он изобразил известным жестом, потирая большой палец об указательный. «Иллюзорно» я «обманчиво» — презрительной гримасой, «здравый смысл» и «мужество», должно быть, изображало поднятие вверх руки со сжатым кулаком и подпрыгивание.
Потом пошла третья строфа.
«Девушка, будь моей. Ты мне так нравишься. Даже если я буду вдали, ты не должна любить другого. Пройдет год, наступит день, я вновь приду к тебе. Милая, так и должно быть. Девушка, скажи «да»,
Песню повторяли. На третий раз одолели наконец старомодный текст, но мелодия все еще звучала нестройно.
До сих пор все дурачились и смеялись. А теперь, когда слова песни были выучены наизусть, лица у всех стали серьезными. Каждый пел. Эдди, не имевший слуха, пел, как ему хотелось. Он ничего не видел вокруг и, весь отдавшись пению, не замечал, что фальшивит. На физиономии этого жестокого, грубого человека внезапно появилось набожное выражение. Теперь было не важно, попадает ли он в тон. Шпербер пел в полную силу. Громко орать и обрывать текст по слогам в школьных хорах не разрешалось. Здесь это можно было делать совершенно свободно. Все кричали, как хотели, не опасаясь осуждения. Это было чувство силы, совместной силы ста двадцати драчунов.
В паузах между тактами было слышно, как от соседних корпусов отражалось эхо, и казалось, что где-то поет ту же песню другая батарея. При этом отчетливо слышалось шарканье сапог.
