Вторая картина «Платоническая любовь».
На сцену вышли двое из восьмого «б» в хитонах из белых простынь, головы обоих были украшены бумажными венками. Юноша держал в руке арфу из деревянных реек. Опустившись перед своей возлюбленной на одно колено, он стал декламировать под звуки трубы и барабана:
— Вот уж левкои цветут. Распускается любящий влагу Нежный нарцисс, по горам лилий белеют цветы,
И, создана для любви, расцвела Зенофила, роскошный Между цветами цветок, чудная роза Пифо.
Что вы смеетесь, луга? Что кичитесь весенним убором? Краше подруга моя всех ароматных венков.
— В средние века все решали шпага и ловкость, — объявил Клав следующий номер.
На сцену выпорхнуло прелестное создание в длинном платье и остроконечном головном уборе, с которого свисала вуаль, закрывавшая лицо. За дамой следовали два кавалера, одетые в рыцарские доспехи — один высокий, другой пониже. Картонные доспехи, оклеенные серебристой фольгой, сверкали, как настоящие. Круглые металлические подносы, позаимствованные в школьной столовой, превратились в щиты, шампуры для жарки шашлыков — в шпаги.
— Вполне сносно, постаралась мелкота, — шепнул Юст.
Начался рыцарский турнир. Соперники, забыв о том, что доспехи на них картонные, вошли в кураж. Тот, что пониже, оказался более ловким и гонял соперника по всей сцене. Дама обмахивалась платочком и с интересом наблюдала за поединком.
— Идиот, ты перебил мне завязки! — раздался отчаянный вопль. Все рыцарское снаряжение длинного грохнулось на землю, и он остался в коротких спортивных трусах. Зал взорвался хохотом.
— Ложись! — зашипел короткий. Придавив ногой грудь повергнутого противника, он поскреб шампуром по подносу и направился к даме сердца. Она накинула на шампур платок. Победитель скандировал:
— Любимая, пусть бог
Благословит твой каждый час
Когда б сильней сказать я мог,
Сказал бы, верь мне, сотни раз.
Но что сказать, сильней, чем то
Что весь я твой, что так любить тебя
Не будет уж никто.
— Так вот почему Петерис вдруг стал интересоваться немецким поэтом средневековья Вальтером фон дер Фогельвейде, — улыбнулся Рейнис Карлович. — А дама сердца, конечно, Даце, кто ж еще!
Под звуки стремительной хабанеры на сцену с розой в зубах выбежала та самая таинственная цыганка, которая так точно поведала директору о его прошлом. И не только директору.
— Любовь всесильна, мир чарует,
— пела цыганка.
— Кошмар, кошмар! — тихонько стонала заведующая учебной частью. — Если об этом узнают в районо, выговор обеспечен. А о том, что узнают, никаких сомнений, кто-нибудь да не вытерпит, доложит.
