— Но разве от самого присутствия злого человека мы не почувствовали бы определенного рода ужаса — вроде того, который, по вашим словам, мы испытали бы при виде кровоточащего розового куста?
— Да, будь мы ближе к природе. Ужас, о котором вы говорите, знаком женщинам и детям — даже животные испытывают его. Но у большинства из нас условности, Воспитание и образование затуманили естественный разум — мы слепы и глухи. Конечно, иногда нам удается распознать зло по его ненависти к добру — например, не нужно большой проницательности, чтобы догадаться, какая сила владела подсознанием рецензентов Китса в «Блэквуде»[3]. Однако подобные неосознанные манифестации случаются крайне редко, и я подозреваю, что, как правило, иерархов Тофета[4] совсем не замечают, а если и замечают, то принимают за хороших, но заблуждающихся людей.
— Вот вы только что употребили слово «неосознанный», говоря о критиках Китса. Неужели зло бывает неосознанным?
— Всегда. Оно и не может быть другим. В этом отношении» как и во всех прочих, оно подобно святости и гениальности.
Это всегда некий подъем или экстаз души; необычайная попытка выйти за пределы обыденного. А то, что выходит за пределы обыденного, оставляет позади и категории сознания, ибо наш разум улавливает лишь те явления, которые ему привычны. Уверяю вас, человек может быть невероятно дурным и даже не подозревать об этом. Но я повторяю, что зло — в определенном и истинном смысле этого слова — крайне редко. Более того, оно встречается все реже и реже.
— Я стараюсь следовать за вашей мыслью, — сказал Котгрейв. — Из ваших слов можно сделать вывод, что истинное зло в корне отличается от того, что мы привыкли называть злом?
— Именно так; Без сомнения, между обоими этими понятиями зла существует некая поверхностная аналогия — чисто внешнее сходство, которое позволяет нам вполне оправданно употреблять такие выражения, как «спинка стула» или «ножка стола». Иногда они говорят, так сказать, на одном языке. Какой-нибудь грубый шахтер, неотесанный, неразвитый «тигрочеловек», выхлебав пару лишних кружек пива, приходит домой и до смерти избивает свою надоедливую жену, которая неблагоразумно попалась ему под горячую руку. Он убийца. И Жиль де Ре был убийцей. Но разве вы не видите, какая пропасть их разделяет? В обоих случаях употребляется одно и то же «слово», но с абсолютно разным значением. Нужно быть невероятным простофилей, чтобы спутать эти два понятия. Все равно что предположить, будто слова «Джаггернаут»
