– Окончательно затюкали мужика! – с досадой махнула рукой моя спутница.
Вокруг меня и Риты постепенно собиралась компания. Простояв полчаса, мы двинули в приозерный парк. В тот день я так ни на что и не отважился. Но совесть отнюдь не грызла, на душе было на редкость безоблачно. Блеск садовых ножниц привиделся мне. Я словно уже заранее знал, что 26 апреля 1986 года, день в день с приснопамятной чернобыльской катастрофой, меня выпишут из психиатрической больницы «Новинки», где я проведу последнее двухмесячье своего, как и положено, двухлетнего армейского срока!..
Асхаб – по-арабски «сторонник». Так величали сподвижников Мухаммада, его первых витязей, а впоследствии – и всех тех, кто хоть однажды лицезрел пророка вживе. Коранические имена охотно давали детям в брежневской Чечне: религиозное благочестие сочеталось в этом акте с неистребимой жаждой отмщения.
Асхаб Зухайраев, теневой премьер жодинской роты, куда меня под занавес перевели из Нимфска, без труда узнал корреспондента, с камерой подмышкой выезжавшего как-то на пленэр.
– А, журналист! – приветствовал он меня с характерным для всех чеченцев бирючьим подвыванием. – Что, турнули тебя из бригадной многотиражки?
Потроша вещмешок, я с опаской осваивался на новом месте.
– Тогда ты, кажется, неплохо о нас писал, – засчитал он мне очко по старой памяти.
Весной я тиснул в передовой стандартный панегирик абрекам, загоравшим на расплавленном рулоне рубероида. Теперь мне за это причитались дивиденды…
Капитан Бобров, двухметровый топотун, залучив штатного каллиграфа, с кондачка нахлобучил на мой бренный мозг ахинею внутриротных реестров и циркуляров. С майором Шморгуном, замполитом части, он ладил туговато: из меня, сноровистого в бюрократических загогулинах, решил соорудить себе надежный громоотвод.
Крючкотворствуя в заветной тишине, я ежился в ожидании не одного, так другого горлохвата. Василий Бобров, с морозца заваливавшийся из гаража, изрядно зависел от настроения. Задания его я выполнял споро, но по должности неизменно попадал ему под руку. Всласть наоравшись из-за очередной придирки, ротный ослаблял портупею и пускался в откровенность:
– Эх, Маргоўски, земеля ты мой непутевый! Когда-то ведь и Вася працовал в НИИ: Васю ўсе уважали, звали по отчеству… А теперя што? – Равнение нале-во! Шагом арш!..
Мы с ним как будто перестраивались из колонны в шеренгу: буквально только что я не смел и вздохнуть, тупо вперившись в затылок командиру, – но вот он уже запанибрата штурханул меня локтем, поводит носом, заваривает чаек…
