Разумеется, массовый читатель искал и находил в книгах Толкина совсем не то, что могло бы взволновать специалиста. Но какая-то опосредованная связь этих двух "взрывов интереса" - несомненна (есть произведения, справочно-критической литературы по которым еще больше, - например, по почти легендарному головоломному "Улиссу" Джойса, но кто слышал, чтобы подобные произведения зачислялись в любимое чтение "масс"?)
Тем более интригующа эта связь, что вскоре к двум волнам увлечения Толкином прибавилась третья. На сей раз взрыв прогремел в американских университетских городках-кампусах.
Подумать только! Благообразный старец, всем радостям жизни предпочитавший добрую прогулку в одиночестве или же сидение часами в плетеном кресле-качалке с любимой трубкой в зубах, - и вмиг превратился в идола нового, шумного и взбалмошного поколения. А по-старому целомудренная сказка, написанная неспешно и обстоятельно, непостижимым образом заняла свое место рядом с томиками признанных кумиров этого поколения - Керуака, Гинзберга, Маркузе и Мао, став которой по счету? - "новой библией хиппи".
И теперь в нью-йоркском районе богемы и молодежного бунта Гринвич-Вилледж, на майках и жетонах его пестрого населения можно было прочитать (вместо привычного "Занимайтесь любовью, а не войной") странные надписи типа: "Фродо жив!" или "Вперед, Гандальф!"
Впрочем, популярность трилогии в Америке легко объяснима, если вспомнить, что значит для "среднестатистического" жителя этой страны сказочное чудо Диснейленда, превращенное в легенду пионерско-ковбойское прошлое, предприимчивость. Да и взращенное с малых лет чувство внутренней свободы, ради обретения которой воистину ничего не пожалеешь.
И еще одно. Толкин трепетно любит своего читателя, в его книгах начисто отсутствует элитарное высокомерие, и рассказывает он свою длинную сказку, как это делали сказители прошлого, неспешно и предельно ясно. Словесные выкрутасы - не для него, поразительной глубины он достигает теми же средствами, что (я лично глубоко убежден в этом) и большинство действительно великих писателей, простотой. Простотой изложения, а не мысли, что не одно и то же. А массовый американский читатель любит, чтобы автор не "умничал", а внятно, по порядку изложил, что и как.
Трудно представить, чтобы новомодный культ остался незамеченным. Потянулась сначала робкая, а затем все более напористая толпа подражателей, множились интерпретации - одна безумнее другой; и вот наконец родилось и обрело права гражданства в западном литературоведении слово "толкиниана".
