Ну, с последним заключением Сергей Михайлович погорячился — из-за собственной убеждённости в "убогости и бесцветности" русского язычества, его неспособности противостоять христианству (в то время, впрочем, модной).
Мы с вами ещё увидим, читатель, что язычники отнюдь не таились в "отдалённых лесах" от "враждебного им общества" — ещё век спустя после "крещения" не какие-то простые "язычники", а волхвы объявлялись в крупных городах.
"Общество" же никакой "враждебностью" к ним не пылало и либо с интересом внимало им (Киев), либо и вовсе охотно шло за ними (Новгород и Верхнее Поволжье).
Кстати, снова отметим — о сопротивлении крещению и насильственных мерах введения новой веры говорит отнюдь не советский присяжный атеист, а солидный дореволюционный историк православной Российской империи.
Епископы, само собой, княжеской иронии предпочли не расслышать и отвечали вполне серьёзно: "Ты поставлен от бога на казнь злым, а добрым на милость. Подобает тебе казнить разбойников и пытать".
Владимир, как свидетельствует летопись, внял наставлению епископов. Вот, что пишет о крещении русских земель Игорь Яковлевич Шроянов:
"Распространение христианства за пределами Киевской земли прослеживается по историческим источникам фрагментарно и с большим трудом. Особенно скупы на рассказы о крещении подчинённых Киеву земель летописцы. Их молчание понятно: летописатели — люди, как правило, духовного звания, старались не говорить о тёмных сторонах христианизации Руси, а светлых было мало".
Можно заметить, что о второй, после крещения, половине правления Владимира мы вообще знаем очень мало. Летописи почему-то молчат и убедительнее всего это молчание объясняют приведённые только что слова И.Я. Фроянова.
Однако кое-что всё же дошло до нас — в очень поздних списках, но дошло. Речь прежде всего о летописи, известной, как Иоакимовская. Она сохранилась только в пересказе В.Н. Татищева.
Согласно этой летописи, "уговаривать" креститься новгородцев прибыл дядя крестителя Руси, наш старый знакомец Добрыня Хазарин (кроме имени, повторяю, ничего общего с былинным витязем не имевший) и некий Путята. С ними прибыл и епископ Иоаким Корсунянин.
Вместе с крестителями — для пущей убедительности словес о "мире и любви" — прибыло немалое войско из киевской дружины и ростовчан. Последних в особой ревности к христианской вере заподозрить нелегко.
Позже мы увидим, сколь упорны будут жители Ростова Великого в отрицании новой религии. Дело тут в другом — Ростов в конце X века был колонией Новгорода, пригородом, как тогда это называли.
