— Программу будешь вести академечески. С хохмами.
— Есть!
Через минуту Тимофеев передумал:
— Будешь вести строго: вышел, объявил номер и по-солдатски четко ушел.
— Есть!
В зрительный зал вели шесть дверей — по две двери справа и слева и две — сзади, напротив сцены. Внезапно все двери распахнулись, одновременно распахнулись, появились мальчики в одинаковых демисезонных пальто, с поднятыми воротниками, руки в карманах — и встали у дверей. Еще несколько томительных минут, и входит человек — в таком же пальто, с поднятым воротником, руки в карманах. Под кепи, надвинутым на самые брови, сверкает пенсне. Человек прошел до середины зала, сел в крайнее кресло, развалился и гаркнул: «Начинайте!»
Зеня взмахнул рукой...
Когда все кончилось, тишину взрезал тот же гортанный голос:
— В Кремль поедет песня о Вожде. Вторая поедет песня обо мне. Третий номер — грузинский танец. И последний поедет молдаванский танец. Там так красиво юбки развеваются, ляжки голые видны. Хорошо поставлено. Все!
Берия поднялся и вышел. Исчезли мальчики, закрылись двери. Полотер выдержал торжественную паузу и вышел на сцену.
— Вот это стиль! Учиться надо! — И выдернул из носа волосок.
1953 год, конец июня. Москва еще не узнала об аресте Берия. Газеты молчали, но кое-кто уже пронюхал о случившемся.
В шесть часов утра бывшего писаря Центрального ансамбля НКВД разбудил телефонный звонок.
— Товарищ Бучинский?
— Да...
— Вы помните свою службу в ансамбле НКВД и тот случай, когда вы предложили полковнику песню о товарище Берия «Цветок душистых прерий»?
— Помню...
— А цветочек-то взяли и посадили...
Кроме Центрального ансамбля, в системе НКВД вскоре начали функционировать другие эстрадные коллективы. В постоянных заботах о поголовье лагерных смертников Берия не забывал о досуге охранников, вольнонаемных специалистов и уполномоченных оперчекистских отделов. По нарядам ГУЛАГа мобильные эстрадные ансамбли выезжали в отдаленные лагерные города и поселки Зоны Малой. На одном из концертов мне посчастливилось побывать в 1947 году в поселке при станции Хановей, в тридцати километрах к югу от Воркуты. В ту пору я, заключенный, пользовался пропуском бесконвойного передвижения и сумел проникнуть в зрительный зал клуба.
Концерт мне понравился, артисты ансамбля оказались на профессиональной высоте, а ведущие доброжелательно отнеслись ко мне и разрешили записать весь конферанс...
Аресты военных продолжались и после тридцать восьмого года. В самом начале войны был арестован генерал армии Кирилл Мерецков. На Лубянке ему инкриминировали шпионаж. Смелый военачальник, бывший командующий Ленинградским военным округом, участник гражданской войны в Испании, он с негодованием отверг клевету. Тогда его передали в руки Родоса, того самого Бориса Вениаминовича Родоса, который пытал Эйхе, Чубаря, Косарева, Мейерхольда. Следователя сталинской выучки, замучившего насмерть не один десяток именитых и неименитых «шпионов». Родос, добиваясь признания Мерецкова, сломал ему ребра. Несчастный катался по полу, криком заглушая невыносимую боль... Обо всем этом маршал Мерецков поведал суду в 1956 году на процессе по делу Родоса. Следователь был приговорен к высшей мере наказания. Его жертвы посмертно реабилитированы.
