Мы обошли городок и задержались у своей казармы. Первым нарушил молчание Парахонский:
– Вчера послал письмо: жди, дорогая жена, скоро вернусь. Ночью сон приснился: веду урок в школе – я ведь учитель… Утром слышу – кричат: "Боевая тревога! Война!" А я вставать не хочу, не верю, урок кончаю…
Он обнял одной рукой меня, другой – стоящего рядом младшего командира, радиста Ваню Зиненко и продолжал:
– Представляете, что было в приграничных частях? Такие же парни, как мы, такие же казармы, военные городки. И вдруг – обстрел, кровь… Бандиты!
– Наши им за это дадут жару! И мы поможем! – с задором сказал Зиненко.
– Это точно! Здесь мы не засидимся, – согласился Парахонский. Он задумался, а потом твердо закончил:
– Война войной, а спать надо! Пошли!
Парахонского я очень любил и уважал. Мне он помог перейти от детства к юности, много беседовал со мной, советовал. Я со своей стороны жадно воспринимал его жизненный опыт и платил большим уважением этому очень умному человеку. Его последние слова как-то успокоили меня, вывели из возбуждения, в котором я был весь этот нескончаемый день, растянувшийся во времени из-за стольких переживаний, разговоров и обсуждения тех перемен, что сегодня произошли в дивизионе.
Мы вышли из городка и зашагали к лесу.
Весь следующий день мы грузили гаубицы, трактора, автомашины и ящики со снарядами на железнодорожные платформы. Меня назначили командиром отделения разведки взвода управления дивизиона вместо сержанта, переведенного во вновь формируемую часть. Всем уезжающим выдали "медальоны" – жестяные плоские коробочки со вложенным в них листочком пергаментной бумаги. На моем было написано: "Малиновский Борис Николаевич, 1921 года рождения. Иваново, 1 Приречная, 19. Отец – Малиновский Николай Васильевич. Мать – Малиновская Любовь Николаевна". Уже значительно позднее, на втором году войны, вместо жестяных "медальонов" появились пластмассовые в виде трубочки – они лучше защищали бумагу от влаги. А я всю войну проносил свой жестяный. Перед концом войны как-то раз даже подумалось (скрывать не хочу): "Медальон-то счастливый – не скосила та, что на войне всегда рядом с солдатом ходит, а сколько раз пыталась…"
Когда эшелон был готов к отправке, проводить нас пришел начальник гарнизона, пожилой полковник, участник гражданской войны со многими орденами на груди. Он обнял командира нашего полка, крепко поцеловал его. Они стояли рядом с нашей теплушкой, и мне было видно, как по лицу полковника текли слезы. Тогда я не понял и не очень пытался себе объяснить, чем они вызваны.
