— По всему видно, водится там знатная рыбка. Выйдет ушица на славу.
Андрюша возмущался:
— Да откуда ему знать-то? Рыбка! Может, и сальце на дне произрастает?
Карголомский произнес только одно слово:
— Увольте.
Делать нечего, мы с Евсеичевым отправились на «рыбалку». Ночью был дождь, глинистую почву развезло так, что сапоги уходили в нее по голенище. Евсейчев насвистывал под нос: «Смело мы в бой пойдем за Русь Святую…», — подбрасывая гранату, как яблочки. Я хотел было сказать ему: «Не балуй!» — но понадеялся на ловкость парня.
Мы подобрались к пруду по ложбине с отвесными краями, почти оврагу.
— Давай-ка поближе, ядрометатель, — сказал я ему. Он лишь усмехнулся в ответ.
Очень хорошо помню следующие несколько мгновений. Вот Андрюша дергает за кольцо, медленно, как на учениях, размахивается… и летит наземь. В последний момент он поскользнулся в бурой глинистой жиже. Как зачарованный, я смотрю на гранату: она взмывает ввысь и падает метрах в четырех от наших ног. Если бы я отважился тогда подскочить к железному мячику и пнуть его хорошенько! Ах, если бы! Но ни я, ни он не сделали этого. Мы не знали, сколько у нас секунд в запасе, и разом принялись карабкаться по откосу наверх. Ему повезло, он успел перескочить край, а подо мной глина поехала, как творожная масса. Я упал лицом в грязь, сделал отчаянную попытку подняться, чтобы выскочить из ложбины, но в тот день мне явно не везло. Я оступился, запутавшись ногами в ремне собственной винтовки.
Теперь я мог лишь встать на ноги, но спастись не имел ни единого шанса. Лучше лежать, меньше осколков приму спиной, и если повезет — выживу.
Тут на меня обрушилась сверху теплая тяжесть человеческого тела. Не понимая, что происходит, я в ужасе заорал:
— Да что за…
Грянул взрыв. Меня как будто огрели палкой по ноге и по скуле одновременно:
— Да что за м-мать!
Тут и там падали комья земли, брызги летели мне в лицо. Мертвец придавил меня посреди глубокой лужи. Когда я попытался освободиться от этого груза, ногу как будто ошпарили кипятком. Я завыл, застонал, принялся уговаривать Евсеичева не быть свиньей, встать и помочь мне. Да какого беса, граната взорвалась сто лет назад, чего теперь-то бояться?! Пора взять себя в руки.
Наконец я понял, что он не встанет, что он мертв. Почти все железо, предназначавшееся мне, взрослому мужику, принял подпоручик Евсеичев пятнадцати лет отроду. Несправедливо, но исправить невозможно…
Светлая тебе память, Андрей.
