— Откуда? — повторил Хольт. — Это как посмотреть. Из лагеря военнопленных кружными путями-дорогами. Но оставим это.
При слове «лагерь» фрау Хольт повернула к нему лицо и оглядела его перекрашенный френч.
— Лучше всего одежду сжечь. Франц на первое время прислал брюки, джемпер и кое-что из белья. — Она вскинула темные брови. — У тебя нет насекомых?
Он усмехнулся. По меньшей мере год она вообще не знала, жив ли я… У тебя нет насекомых?
— Как знать! — ответил он.
Она не расслышала иронии.
— Я полагаю, ты какое-то время пробыл у своего… — Она оборвала на полуслове.
Бригитта внесла поднос с едой и осторожно опустила его на сервант. Накрыла круглый журнальный столик, поставила перед Хольтом тарелку, положила прибор и салфетку. Она подала омлет с вареньем. Обилие фарфора и серебра потрясло Хольта. Бригитта накладывала с серебряного блюда серебряными вилками и, пододвинув блюдо, пролепетала: «Извольте откушать…» Так и сказала: «откушать!» И вышла.
— … у своего отца, — закончила фрау Хольт начатую фразу, едва за горничной закрылась дверь. — Это он тебя ко мне послал?
Но прежде, чем Хольт успел ответить, в комнату прошествовала тетушка, родная сестра его матери, но старше ее на пятнадцать лет, крупная, костистая женщина с проседью в волосах и жесткими, будто вырубленными из дерева, чертами. Улыбка, обнажившая два ряда ослепительно белых фальшивых зубов, мало подходила к ее застывшему наподобие маски лицу. И хотя она улыбалась Хольту, карие глаза глядели на него холодно, если не враждебно.
Он встал ей навстречу.
— Сиди, сиди, — произнесла тетя Марианна низким, мужским голосом. — Приятного аппетита.
Хольт сел и продолжал есть, чувствуя на себе взгляд обеих женщин.
— Посмотри, Теа! — услышал он голос тети Марианны. — Вернер — вылитый ты!
Фрау Хольт не ответила. Сестра ее окинула строгим взглядом стол и вполголоса кинула:
— Сколько раз надо повторять Бригитте, что нельзя накладывать двумя вилками. Le style c'est I'homme![10]
Хольт отодвинул тарелку и откинулся на спинку кресла.
— Всего лучше тебе сейчас принять ванну, — сказала фрау Хольт.
В холле резвились пудели. У подножия лестницы лежала свернутая рулоном красная циновка. Наверху, в ванной комнате, Хольт наблюдал, как мать отвернула никелированный кран и как вода наполняла ванну.
— У Марианны некоторое время были расквартированы английские офицеры, — рассказывала она. — К счастью, дома здесь не реквизировали. Сюда пытались вселить семьи из разбомбленных домов, но Францу пока что удавалось отбиться. — Она направилась к двери. — Англичане оставили нам уголь, — сказала она, уже выходя. — Иначе пришлось бы к тому же еще мерзнуть.
